Мальчик, которого стерли

— К нам можно будет обратиться за консультацией после показа, — продолжал седовласый, показывая на людей в каждом проходе, его пальцы чертили невидимые линии: словно бортпроводник, он готовился к нашему взлету. — Иисус может смыть все ваши грехи, сделать ваши одежды незапятнанными. Он поможет вам сегодня выйти с чистым сердцем.

Я опустил глаза туда, где мои ноги погружались в темноту, в которую я хотел соскользнуть, пока кино не кончится.

Я не поднимал головы. Чарльз, Доминика и я могли не обращать внимания почти ни на что. Однажды, когда мы пришли в магазин «J. C. Penney», чтобы купить Чарльзу новые джинсы, нас чуть не попросили на выход, белый персонал расстреливал нас сердитыми взглядами, смотрел сверху вниз, провожая нас сквозь круговые соцветия ярко раскрашенных рубашек. «Почему ты здесь с ними?» — казалось, спрашивали их глаза. Мы ушли поспешно, почти не разговаривали, пока ехали обратно в студенческий городок, а когда добрались до комнаты, выпили там полбутылки виски и смотрели, как какое-то дурацкое студенческое братство, одно из трех, выкрикивает свой дурацкий лозунг на дурацком внутреннем дворе. Чертовски ты тощий. Выпей-ка.

* * *

В моей тайной жизни консультант повернулся ко мне и спросил:

— Можешь рассказать мне немного о своем первом сексуальном опыте? Самом первом?

Вопрос не стал таким потрясением, каким мог бы быть, учитывая обстоятельства. И все же я невольно чувствовал, будто этот человек переходит границы. Фигня, думал я сначала. Вся эта терапия. Я не из тех, кто нуждается в терапии. Я не из тех, кому требуется рассказывать о своих сексуальных фантазиях другим людям, чтобы чувствовать себя лучше. Кроме того, этот человек был консультантом по вопросам брака, само описание его профессии, казалось, не могло обеспечить лечения, нужного для экс-гея. Но, когда этот человек начал задавать другие вопросы о моих фантазиях, когда он продолжал кивать и предлагать, чтобы я больше рассказал о своих интересах, своих мечтах, своих склонностях в порнографии, я начал готовиться к долгому пути. Он хотел знать все это не по личным причинам. Он был профессионалом, и профессионалом, лишенным личных интересов. Я видел это по тому, как небрежно он кивал головой. По тому, как заботливо хмурились его брови. Действительно заботливо.

— Наверное, в первый раз это было с Брэдом, — сказал я.

— А кто такой Брэд?

— Он был во всех спортивных командах в последних классах младшей школы.

— А ты был в командах?

Я помедлил. В этом, казалось, был какой-то намек.

— Нет. Но я несколько лет занимался тэквондо.

— Расскажи мне, что случилось с Брэдом, — сказал консультант. — Без откровенных подробностей.

— Без откровенных подробностей? Что ж, Брэд был моим близким другом, прежде чем это случилось. Я ночевал в его доме, как обычно бывало на выходных, и я помню, что дом Брэда перестраивали. Это уже был прекрасный дом, по-настоящему большой, двухэтажный…

— Что случилось в доме?

— Ну, там была недостроенная часть, и мы пошли туда, чтобы посмотреть, как все это будет выглядеть. Кажется, его родителей тогда дома не было. Мы залезли по деревянной лестнице на галерею, и у Брэда был такой взгляд, и мы пробрались сквозь пластиковый лист, отправились на галерею, и мы оба типа… ну, мы оба умели…

— Взаимная мастурбация?

Я не мог поверить, что он это сказал. Эти слова показались холодной пощечиной. Он произнес это, как медицинский термин, но где-то на заднем плане ощущался легкий намек на отвращение.

— Да.

Я смотрел из окна на пустой участок напротив учреждения, и, хотя снега там не было, хотя, вероятно, никакого снега в этом сезоне больше не могло быть (теперь я это понимал), я вспомнил, как бабушка танцевала со мной вдоль своего длинного коридора, покрытого ворсистым ковром, пела якобы индейские песни, прикрывая рот морщинистой рукой и снова открывая; и после этих песен неделю без перерыва шел снег; и это был самый крупный снегопад, который кто-либо из нас когда-либо видел — так что теперь я видел, что в этой нелепой магии веры могла быть какая-то правда. Горчичное зерно, малейшая снежинка: так и проходила терапия.

— Старайся не думать об этом как о терапии, — сказал консультант. — Мы просто разговариваем.

И с добавлением всего нескольких слов: «зависимость», «отвращение к себе», «маскировка», «эгоизм» — история моего детства и моей развивающейся сексуальности приобрела новые краски, новые ассоциации. Консультант предполагал, что под моим стыдом разрасталась скрытая экосистема. Я был в ответе за то, чтобы положить ей конец. Нужно просто взглянуть под поверхность, и я обнаружу всю эту извивающуюся бессознательную массу. Черви земные, подумал я. Они греются на поверхности влажной земли. Их не было перед дождем, и вдруг они возникли.

— Ты уже заполнил анкету? — спросил он.

— Еще нет, — сказал я.

— Давай приступим. Я думаю, не стоит терять время.

Он откинулся на спинку стула, скрипнули пластиковые ролики на его ножках.