Тут они обе снова расхохотались, и я перестала допытываться, потеряв терпение. Ужин продлился недолго; в девять вечера они планировали посмотреть фильм по телевизору. Я не стала просить их остаться и посмотреть фильм у нас дома. Даже сейчас не могу сказать почему; то ли я не хотела, чтобы они оставались, то ли не желала слушать, как они придумывают причины для отказа. Первой ушла Вита, сурово напомнив Долли, во сколько начинается кино. Долли задержалась лишь ненадолго, чтобы собрать необходимые вещи. Я поцеловала ее на прощание и спросила, над чем они смеялись.
Вспомнив, как смеялась Вита, Долли снова захихикала.
– Над маргарином, – ответила она. – Я поставила его на стол, чтобы намазать на хлеб. А она всегда смеется, когда видит маргарин.
Она медленно произнесла это слово по слогам, нарочно растягивая гласные с нашим озерным акцентом. Должно быть, тогда за столом она произнесла это так же издевательски кривляясь. Кривляясь перед Витой, для которой существовало только сливочное масло, перед Витой, чей городской акцент совсем не напоминал наш, деревенский. Я отвернулась и посмотрела в сторону, у меня возникло чувство, что я влезла не в свое дело, что шутка должна была остаться между ними. Я не могла понять, свидетельствовала ли эта шутка об их взаимопонимании или о том, что они обе жестоки, но знала, что мне было неприятно на них смотреть и они никогда не поделились бы со мной причиной своего веселья.
В пятницу Ролло вернулся домой рано и открыл нам дверь; он обнимал меня чуть дольше обычного, молча и деликатно показывая, что соскучился по мне за время нашей разлуки. Когда он меня отпустил, его круглые очки слегка съехали на переносице, и он неуклюже поправил их обеими руками, словно никогда раньше этого не делал. Перед тем как сесть за стол, он предложил тост в мою честь; говоря обо мне, он делал это туманно и витиевато, словно описывал что-то неприятное, что не хотелось называть по имени. Такое ощущение, что одна несанкционированная поездка, о которой теперь нельзя было упоминать, поломала все наше привычное общение. Вита попросила Долли помочь ей принести ужин из кухни, и мы с Ролло ненадолго остались в тишине. Послышались их оживленная болтовня и звон тарелок.
– Ролло, – сказала я, прежде чем он успел умело перевести разговор на другую тему, – как твои планы по реновации «Лейквью»? Дети уже переехали?
– Да, мы освободили здание, и теперь работа продвигается быстрее. Но у нас возникли сомнения, стоит ли вкладывать огромную сумму денег в такой крупный проект в этом регионе. Здесь совсем другой потолок цен на недвижимость, я этого не учел, – его взгляд метнулся к закрытой двери кухни, и он тихо вздохнул. Отпил красного вина из бокала, и, когда снова заговорил, зубы у него порозовели. У Ролло были мелкие зубки; улыбаясь, он становился похож на ребенка, школьника, притворяющегося взрослым. А очки казались крупным театральным реквизитом, делающим его похожим на взрослого. Мне нравился контраст мальчишеского лица Ролло и его дорогих костюмов, а маленькие зубы и большие очки лишь усиливали его обаяние. – Но не стану докучать тебе делами. Подлить тебе шампанского? – он потянулся к бутылке, сдержанной позой скорее напоминая ресторанного сомелье, чем обычного хозяина дома.
– Нет. Спасибо. Ты не докучаешь, мне самой интересно. Ведь Долли там работает, а мне она ничего особо не рассказывает.
Ролло пригладил свои безупречно уложенные волосы и провел рукой по гладко выбритой челюсти, словно нащупывая отросшую щетину.
– Что ж… – начал он, растягивая гласные –
На пороге появилась Вита с большим блюдом закусок, которое держала обеими руками.
– Смотрите, что я приготовила! – весело проговорила она.
За ней шла Долли и несла стеклянную миску с пестрым салатом.
– И что же ты приготовила? – подразнил ееРолло. – Странно, кажется, я то же самое купил сегодня в «Хэрродз».
Вита поставила блюдо на стол и водрузила рядом салатницу Долли.
– Ну что за ерунду ты говоришь, дорогой, – сказала она на полном серьезе. – Сходи за салатной заправкой и будем ужинать.
Ролло пошел на кухню, и по пути Вита шлепнула его по пятой точке. Он театрально отпрыгнул, будто испугался, затем шагнул назад и прислонился ягодицей к ее все еще поднятой руке. Они рассмеялись. Когда он вернулся в столовую и принес несколько стеклянных бутылок с заправкой, они широко улыбались и не отрывали друг от друга глаз.