Маленькие женщины, или Детство четырех сестер

— Негодная девчонка! Да знаешь ли ты, что я уже никогда так не напишу более и никогда, никогда не прощу тебя! — закричала Джо в порыве отчаяния и гнева.

Мегги поспешила на помощь к Эмми, между тем как Бетси старалась успокоить Джо; но та была в исступлении. Прежде чем выпустить свою жертву, она ударила ее по лицу и убежала на чердак. Там, усевшись на хромую кушетку, Джо всецело предалась своему горю.

Вскоре однако буря стихла, миссис Марч возвратилась домой и, узнав в чем дело, без труда доказала Эмми, какую неприятность она сделала своей сестре. Джо гордилась своим произведением, в котором все семейство видело задатки литературного таланта.

В погибшей тетради было, правда, не более шести фантастических сказок, но Джо усердно, с любовью, трудилась над ними, надеясь, что работа ее выйдет настолько удачной, что ее можно будет напечатать. Она только что переписала ее начисто и уничтожила черновую рукопись; поэтому можно судить, что она должна была почувствовать, когда Эмми объявила, что сожгла сочинение, на которое возлагались такие надежды. Многие найдут, быть может, такую потерю неважной, но для Джо она была безмерна, так как писательница наша была твердо уверена, что ей никогда не написать более ничего подобного.

Бетси горевала как по любимом котенке, и даже Мегги отказалась на этот раз защищать свою любимицу; миссис Марч была видимо огорчена и серьезна, и Эмми сознавала, что ей никто не простит ее поступка, пока она не принесет в нем искреннего покаяния. В душе она уже горько раскаивалась и была огорчена больше всех. Дав себе слово во что бы то ни стало примириться с сестрой, она выбрала для этого время чая; но Джо вошла в столовую с таким мрачным и неприступным видом, что Эмми понадобилось, все ее мужество, чтоб подойти к ней и сказать:

— Джо, прости меня, я очень, очень сожалею о том, что я сделала.

— Я никогда не прощу тебя, — мрачно ответила Джо и продолжала делать вид, будто не замечает Эмми.

Ни сестры, ни мать не решились уговаривать ее, зная по опыту, что в подобные минуты никакие убеждения не могли подействовать, и что самое лучшее было положиться на ее доброе сердце и на время, которое смягчает всякий гнев и всякое горе.

Этот вечер прошел очень невесело, и хотя сестры провели его, по обыкновению, вместе, за шитьем, и, по обыкновению, мать читала им вслух, но всем как будто чего-то недоставало, и все свидетельствовало, что домашний мир нарушен. Но еще заметнее сделалось это, когда началось пение. Девочки имели, как известно, обыкновение каждый вечер петь хором, но на этот раз Бетси могла только аккомпанировать им на фортепьяно; Джо стояла неподвижно, как статуя, а Эмми была как опущенная в воду, так что пели только Мегги с матерью. Но и они тоже, несмотря на все свое старание казаться веселыми, пели как-то вяло, и приятные голоса их были не так звучны, как всегда.

Когда Джо подошла к матери, чтоб пожелать ей спокойной ночи, миссис Марч с нежностью сказала:

— Дитя мое, вспомни, что сказано: да не зайдет солнце во гневе вашем — прощайте друг другу — старайтесь помогать друг другу.

Джо хотелось выплакать у матери на груди все свое горячее озлобление, но ей казалось, что слезы были бы слабостью, да и к тому же она не чувствовала в себе силы простить. Она мрачно покачала головой и, заметив, что Эмми слушает ее, сурово сказала:

— Такого возмутительного поступка нельзя простить.

С этими словами она ушла спать, и в спальне сестер не слышно было в этот вечер ни смеха, ни веселой дружеской болтовни.

В свою очередь и Эмми была глубоко обижена тем, что предложение ее примириться было отвергнуто с таким презрением, и уже сожалела о том, что «унизилась» перед Джо. Она уверила себя, что все к ней несправедливы, и приняла вид угнетенной невинности, а в подобных случаях она делалась просто несносной.

Джо продолжала быть мрачной, как туча, и все обстоятельства как-то способствовали этой мрачности. На дворе было страшно холодно; на тётушку Марч нашли капризы; Мегги была задумчива, Бетси грустна и рассеяна, а Эмми делала колкие замечания насчет «некоторых особ, которые постоянно толкуют о добродетели, а сами поступают наоборот, и даже не пользуются добрыми примерами, которые имеют перед глазами».

«Как мне все опротивело! — думала Джо. — Уйду к Лори и позову его кататься на коньках, — он такой добрый и милый; я уверена, что мне будет весело с ним», — и тотчас же отправилась исполнять свое намерение.

Эмми слышала, как она застучала коньками, и с досадой вскричала:

— Так и есть! Она идет кататься на коньках! А ведь обещала взять меня, когда пойдет, так как это уже последний лед. Но не стоит и просить такую фурию; все равно не возьмет.