Маленькие женщины, или Детство четырех сестер

— Постоянно и терпеливо следить за собой, дитя мое, и ни минуты не отчаиваться в том, что тебе удастся исправиться от твоей вспыльчивости, — отвечала миссис Марч, привлекая к своему плечу ее голову и нежно целуя смуглую щеку, по которой градом катились слезы. Нежность эта заставила Джо расплакаться еще сильнее.

— Ты не знаешь, мама, — говорила она, всхлипывая, — ты и представить себе не можешь, на что я способна, когда разозлюсь. Я делаюсь точно сумасшедшая; я радуюсь, если могу сделать зло. Мама, я боюсь, что когда-нибудь я сделаю что-нибудь ужасное, чем испорчу всю мою жизнь и заставлю всех возненавидеть меня. О, мама, мама! Спаси меня!

— Хорошо, дитя мое. Не плачь так горько, но запомни хорошенько то, что сегодня случилось, и дай себе слово, что это никогда не повторится. У всякого есть свои недостатки и у многих даже похуже твоих. Ты думаешь, что хуже твоего характера нет, но знаешь ли ты, что я была точно такая же вспыльчивая, как и ты.

— Ты, мама? Но ты никогда не сердишься! — вскричала Джо с удивлением, которое заглушило в ней на минуту всякое другое чувство.

— Я сорок лет бьюсь, чтоб исправиться от моей вспыльчивости, но успела только привыкнуть сдерживать себя. Я очень раздражительна, но только не выказываю этого и все еще не теряю надежды приучить себя к хладнокровию, хотя, быть может, для этого мне понадобилось бы прожить еще сорок лет.

Джо пристально всматривалась в дорогие ей черты, в которых выражалось в эту минуту такая спокойная сила воли, что вид этот подействовал на девочку сильнее самой красноречивой проповеди — и самого строгого выговора. Встреченные ею в матери сочувствие и доверие подействовали на нее успокоительно, а сознание, что у матери был такой же недостаток, как и у нее, и что она всю жизнь борется с ним, подкрепило и Джо на такую же борьбу, хотя сорок лет казались ей, пятнадцатилетней девочке, слишком продолжительным испытанием.

— Мама, значит, ты сердишься, когда стискиваешь губы и уходишь из комнаты, если, например, тётушка Марч начинает ворчать или что-нибудь другое раздражает тебя? — спросила Джо, чувствуя, что мать ее сделалась ей дороже и ближе, чем была.

— Да, я хотя и выучилась сдерживать резкие слова, когда они готовы сорваться у меня с языка, но подчас чувствую, что мне не совладать с собой; тогда я ухожу поскорее из комнаты и читаю себе нравоучение. Я всего более сержусь в такие минуты на самое себя, за слабость характера, — с улыбкой прибавила миссис Марч, приглаживая рукой растрепавшиеся волосы Джо.

— Но как же ты приучилась сдерживаться, мама? Отчего же мне это никак не удается? Я не могу рассуждать, когда вспылю; я наговорю тысячу неприятностей, прежде чем успею опомниться; я счастлива, если могу оскорбить. Что же мне делать с собой?

— У меня была добрая мать, которая помогала мне в таких случаях.

— Так же, как и ты нам во всем помогаешь, — вставила Джо с поцелуем.

— Но я потеряла мать, когда была еще очень молода, и потом должна была уже сама переработывать себя. Я была слишком горда, чтоб сознаться кому-нибудь в моих слабостях, и много слёз пролила вследствие моей вспыльчивости, потому что, несмотря на все мои усилия, характер мой, как мне казалось, не улучшался. Наконец, я встретилась с твоим отцом и сделалась так счастлива, что мне не трудно было быть кроткой и снисходительной. Но через несколько лет, когда у меня уже были четыре маленькие дочки, мы внезапно обеднели, для меня снова наступило трудное время, и характер мой опять испортился. Мне тяжело было видеть, что мои девочки во многом терпят нужду.

— Бедная мама! Но ты все-таки осталась доброй и сдержанной.

— Ваш отец поддержал меня. Он никогда не выходил из себя, никогда не терял терпения и не роптал. Он трудился и ждал лучших дней с такой твердостью, что, видя его пример, и мне тоже было совестно падать духом. Отец ваш ободрял меня и представлял мне, что я должна выработать в себе те хорошие качества, которые я желаю видеть в моих детях, так как я должна была служить для них примером. Для вас мне было легче бороться с собой; я тотчас же подавляла мои вспышки, когда замечала, что вы смотрите на меня с удивлением и испугом. Любовь, уважение и доверие моих детей были мне лучшей наградой за усилия, которые я делала над собой.

— Ах! мама, как бы мне хотелось хотя немножко походить на тебя! — вскричала Джо, ласкаясь к матери, характер который она только теперь вполне оценила.

— Я надеюсь, что ты будешь лучше меня, дитя мое; но ты должна для этого постоянно работать над собой, неусыпно следить за твоим «внутренним врагом,» как говорит ваш отец, потому что враг этот может испортить твою жизнь. Тебе уже дано первое предостережение; не забывай его и следи за собой внимательно.

— Я постараюсь, мама, обещаю тебе, только ты помогай мне. То-то я замечала иногда, что папа клал на губы палец и смотреть на тебя как-то особенно нежно и серьёзно. А ты вдруг умолкала или уходила из комнаты. Это он предостерегал тебя, чтобы ты не горячилась? — тихо спросила Джо.