— Нет, деньги мои и добыты честно. Я не выпросила, не заняла и не украла их ни у кого. Я получила их в уплату за мою собственность и не думаю, чтобы вы за это побранили меня.
С этими словами она сняла шляпку и вызвала всеобщее удивление: ее роскошные косы были коротко обрезаны.
— Твои волосы! Твои чудные волосы! Ах, Джо, как это возможно? Твое единственное украшение.
— Милая моя девочка, ведь это совершенно было не нужно.
— Она совсем не похожа на мою старую Джо, но за это я еще крепче полюблю ее!
Таковы были восклицания, которые раздались разом из всех углов; одновременно с последним, принадлежавшим Бетси, та крепко прижала к себе остриженную голову, но Джо, стараясь принять равнодушный вид, который однако никого не обманул, прервала ее и, тряхнув темными вихрами, с напускным ухарством, сказала:
— Ведь от этого судьба отечества не страдает, так о чем же печалиться, Бетси. А для моего чванства так будет здоровее, я начинала чересчур кичиться моей гривой. Да и мозгу моему будет свежее без длинного меха; так легко и хорошо теперь голове, а парикмахер сказал, что когда волосы мои немного отрастут, то станут виться сами собой — это славно, удобно, легко причесываться и совершенно по-мужски. Мне это очень нравится. Пожалуйста, мама, возьмите деньги и давайте ужинать.
— Расскажи мне все в подробности. Мне это не совсем нравится, хотя я не могу порицать тебя, зная, как охотно ты пожертвовала твоим чванством, как ты выразилась, из любви к отцу. Но, дорогая, ведь в этом необходимости не было, а я боюсь, что через несколько дней ты будешь раскаиваться, — говорила миссис Марч.
— Никогда не буду раскаиваться! — твердо возразила Джо, облегченная тем, что поступок ее не встретил окончательного осуждения.
— Как это пришло тебе в голову? — спросила Эмми, для которой также неестественно показалось бы расстаться с своими хорошенькими кудряшками, как с головой.
— Очень просто, мне так хотелось сделать хоть что-нибудь для папа́, - объяснила Джо, пододвигаясь вместе с остальной компанией к чайному столу, потому что в молодые годы никакое горе не убивает аппетита, — занимать я также ненавижу, как и мама, просить денег вперед у тети Марч не хотелось, зная, как она всегда ворчит, когда ей приходится раскошеливаться. Мегги посылает четверть своего годового жалованья, которое ей удалось сберечь, у меня же ровно ничего не осталось, после моих последних покупок — я чувствовала себя такой негодной, — я готова была дать изрезать себя в кусочки, лишь бы достать денег.
— Напрасно ты упрекала себя в негодности — у тебя не было теплого платья, и ты купила себе самое простое и необходимое на свои трудовые деньги, — заметила мать с таким взглядом, от которого сердце Джо радостно встрепенулось.
— У меня не было и малейшей мысли остричься, когда я шла вдоль улицы, размышляя, что бы предпринять и чувствуя искушение забраться в эти богатые магазины и нахватать всего, что было бы нужно больному. Вдруг, проходя мимо парикмахерской, я увидала вывешенные на окне косы с обозначением их цен: одна черная коса, длиннее, но не такая густая, как моя, была оценена в сорок долларов. Мне тотчас же блеснула мысль, что у меня есть что продать — и я немедленно вошла, спросила, покупают ли тут волосы и что дадут за мои.
— Не понимаю, как ты решилась на это, — сказала Бетси жалобным тоном.
— Да тут страшного ничего не было, парикмахер — маленький человечек, самого добродушного вида, похожий на то, будто всю жизнь то и дело что помадится. Он сначала казался очень удивлен моим вопросом, вероятно, не часто к нему заходят девочки с предложением продать свои косы. Он отвечал, что не нуждается в моих, потому что они немодного цвета и он покупает их недорого, из первых рук. Говорил, что только обработка возвышает их стоимость и так далее, все в этом роде. Время шло, я начинала бояться, что не так взялась за дело и что из него ничего путного не выйдет, а вы знаете, как я ненавижу отказываться от того, что я раз задумала сделать. Я стала упрашивать его взять мои волосы и объяснила причину своей настойчивости. Это было глупо, нечего сказать, но это подействовало на него; я была очень взволнована и рассказывала ему все с моей обычной бестолковостью; его жена услыхала и приняла мою сторону с большим участием: «Согласись, Фома, — сказала она, — уважь молодую барышню. Право, я сделала бы тоже самое для нашего Джимми, будь у меня клок волос, годный на продажу».
— Кто же этот Джимми? — полюбопытствовала Эмми, любившая знать все обстоятельно.
— Их сын, как говорила мне парикмахерша, он тоже в армии. Вы не поверите, как подобные вещи сближают совершенно посторонних людей. Она все время разговаривала о нем, пока муж стриг меня, и это очень приятно развлекало меня.
— Неужели ты не почувствовала ни малейшего содрогания при первом прикосновении ножниц? — спросила Мегги, слегка вздрагивая.