Малый дом в Оллингтоне. Том 1

Джонни отказался и от этого предложения, что понравилось графу более, чем если бы Джонни принял его. Не потому, что лорд был негостеприимен или неискренен в своем предложении, но потому, что ему не хотелось, чтобы такой господин, как Джон Имс, слишком скоро воспользовался предлагаемым знакомством. Он чувствовал, что Имс оказывал его особе некоторый страх и полную почтительность, и вследствие этого он нравился ему еще более. Да, Джон Имс еще более понравился за это, а надо сказать, что граф Де Гест был такой человек, который никогда не забывал, что ему нравилось.

– Если не хотите зайти, то до свидания, – сказал он, протянув Имсу руку.

– Доброго вечера, милорд, – сказал Джонни.

– Помните же, что заработать ревматизм – чертовски неприятная вещь. Будь на вашем месте, я бы ни за что не лег спать под деревом, тем более теперь, в октябре. Впрочем, вы в любое время можете гулять в моем поместье, где вам угодно.

– Благодарю вас, милорд.

– А если вздумаете охотиться, но, я знаю, вы не вздумаете, или если попадете в затруднительное положение и вам понадобится мой совет или что-то в этом роде, напишите мне. Я очень хорошо знал вашего отца.

И они расстались, а Имс пошел по дороге в Гествик.

По какой-то причине, которой Джонни не мог объяснить, он после свидания с графом чувствовал себя гораздо лучше. В этом тучном, добродушном, чувствительном человеке было что-то особенное, которое не только рассеяло в нем печаль, но даже располагало к веселости.

– Фазан за обедом – дрянь, настоящая дрянь, – повторял он про себя по дороге в Гествик.

Это были первые слова, которые он произнес перед матерью по возвращении домой.

– Я бы желала почаще иметь такую дрянь, – сказала мистрис Имс.

– И вы получите ее не позже завтрашнего дня.

И Джонни со всеми подробностями рассказал о своей встрече с милордом.

– Что же, граф, во всяком случае, совершенно верно говорил, что теперь вредно ложиться на землю. Удивляюсь, как ты безрассуден. И насчет твоего бедного отца он тоже говорил совершенную правду. Однако иди смени сапоги, а мы между тем приготовимся все к обеду.

К величайшей досаде матери, Джонни Имс, прежде чем сесть за обед, написал письмо к Эмилии и сам отнес его на почту. Письмо это, однако же, не заключало в себе тех решительных и сильных выражений, которые сами собой приходили на ум во время прогулки по лесам лорда Де Геста. Это была простая записка, в которой проглядывала трусость.

«Милая Эмилия (так начиналось письмо). Я получил оба ваши письма, и не отвечал на первое из них потому, что чувствовал некоторое затруднение выразить вам то, что было у меня на сердце. Теперь же я считаю за лучшее преодолеть это затруднение до возвращения в Лондон. Я буду там дней через десять. Все это время я был совершенно здоров, здоров и теперь, и очень благодарен вам, что справлялись обо мне. Знаю, что письмо это покажется вам холодным, но когда я расскажу вам все, то вы согласитесь со мной, что так лучше. Если мы вступим в брак, то будем несчастны, потому что не имеем никаких средств к жизни. Если я сказал вам что-нибудь с целью обмануть вас, то от всей души прошу у вас прощения. Впрочем, возможно, будет лучше оставить эту тему до нашей встречи в Лондоне.

Остаюсь ваш искреннейший друг и, могу сказать, обожатель (о, Джонни, Джонни!)

Джон Имс».

Глава XV. Последний день

Последние дни бывают самыми невыносимы, а последние минуты еще хуже. Эти дни и эти минуты не потому плохи, что с их окончанием должна начаться разлука, а потому, что они сопровождаются чувством тягостного ожидания чего-то особенного, чего никогда не происходит. Периоды спонтанного удовольствия, внезапные романы или даже непредвиденнное обучение чему-нибудь редко оканчиваются разочарованием, если только заранее сказать себе, что всему приходит конец. Когда наступают последние дни, то надо позволить им прийти и уйти, не обращая на них особенного внимания, даже не вспоминая о них. Что же касается последних минут, то таких минут не должно существовать. Пусть они кончаются даже прежде, чем будет обнаружено их наступление.