Малый дом в Оллингтоне. Том 1

Сначала Лили сказала несколько слов, желая уверить, что будет самой экономной женой, но вскоре воздержалась от дальнейших заверений и обещаний. Благодаря своему чуткому восприятию, она видела, что затруднения, которых Кросби так боялся, должны быть устранены до женитьбы, после же нее нельзя ожидать каких-нибудь других затруднений, которые могли бы тяготить его.

– Я не в состоянии буду равнодушно смотреть на простой и непритязательный быт, – говорил Кросби. – Вот чего я хотел бы избежать, прежде всего ради вас.

Лили обещала терпеливо ждать срока, который будет назначен для свадьбы.

– Хотя бы семь лет, – говорила она, взглянув в лицо Кросби и стараясь заметить на нем какой-нибудь признак одобрения.

– Это пустяки, – сказал Кросби, – мы теперь не так долговечны, как патриархи[34]. Я полагаю, нам придется подождать года два. Даже и это чертовски тоскливое ожидание, ужасно тоскливое.

В тоне голоса Кросби было что-то такое, болезненно подействовавшее на чувства Лили: на минуту она казалась совершенно убитой.

В то время как они прощались на конце мостика, перекинутого через овраг из одного сада в другой, Кросби обнял ее и хотел поцеловать, как часто делал на этом самом месте. Поцелуй обратился даже в привычку при вечерних прощаниях, и закрытый уголок между кустарниками был невыразимо дорог для Лили. В нынешнем случае она сделала попытку уклониться от его нежности – слегка отвернулась от него, но этого было достаточно, чтобы понять ее недовольство.

– Вы на меня сердитесь? – спросил Кросби.

– О нет, Адольф, могу ли я сердиться на вас?

И Лили снова повернулась к нему и позволила поцеловать себя, не дожидаясь просьбы.

«Во всяком случае, он не должен думать, что я не добра к нему. К тому же теперь все равно», – говорила она себе, медленно переходя в темноте через зеленую лужайку к стеклянным дверям гостиной своей матери.

– Ну что, моя милая, – сказала мистрис Дейл, сидевшая в гостиной одна, – веселы ли бороды в Большом доме?

Это сказано было в шутку, потому что ни Кросби, ни Бернард Дейл давно не пользовались бритвой.

– Не очень веселы, мама. И, мне кажется, тут виновата одна я – у меня разболелась голова. Мама, я думаю сейчас же лечь спать.

– Душа моя, ты нездорова?

– Ничего, мама. Мы так много ездили верхом… Адольф скоро уезжает… а нам, конечно же, так много нужно сказать друг другу. Завтра – его последний день здесь… А в среду мы увидимся с ним лишь утром, поэтому, чтобы завтра чувствовать себя хорошо, я хочу теперь же лечь спать.

С этими словами Лили взяла свечу и удалилась.

Когда вошла Белл, Лили еще не заснула и просила сестру свою не тревожить ее:

– Пожалуйста, Белл, не говори со мной. Я хочу успокоиться, и притом чувствую, что если разговорюсь, то буду говорить, как ребенок. Право, у меня столько дум в голове, что не знаю, как и справиться с ними.

Лили старалась, и не совсем безуспешно, говорить веселым тоном, старалась показать вид, что ласковое обращение, которым ее окружали, имело свою особенную прелесть. Белл поцеловала сестру и предоставила ей полную свободу углубиться в раздумья.

А поводов для размышлений было много, так много, что в прихожей не раз били часы, прежде чем эти мысли приняли подходящую форму. Приведя их в порядок, Лили заснула. Но чего стоило привести их в такое состояние? Слезы смачивали ее подушку, сердце ее горело, почти разрывалось на части, сколько тревожных сомнений волновало ее, сколько острых вопросов задавала она себе, – что же следовало ей делать в таком положении, и что предстояло ей перенести, чтобы сделать это? Наконец, вопросы эти были решены, и Лили заснула.

Во время прощания сделано было условие, что Кросби придет в Малый дом на следующий день после завтрака и пробудет там до наступления минуты своего отъезда. Лили решилась изменить это условие и вследствие такой решимости немедленно после завтрака надела шляпку и отправилась на мостик, чтобы встретить там жениха. Кросби скоро явился со своим другом Дейлом, и Лили сейчас же рассказала ему свое намерение.

– Я хочу поговорить с вами, Адольф, прежде чем вы встретитесь с мамой, поэтому пойдемте в поле.

– Прекрасно, – сказал Адольф.

– Бернард может докурить свою сигару на нашей лужайке, к нему присоединятся там мама и Белл.

– Прекрасно, – сказал Бернард.

Они расстались, Кросби отправился с Лили в то самое поле, где они когда-то получили возможность лучше узнать друг друга в дни сенока.

Отдаляясь от дома, Лили не начинала разговора и только отвечала на некоторые вопросы Адольфа, даже не слишком вдумываясь в то, о чем он спрашивал. Когда, по мнению Лили, они дошли до удобного места, она начала очень внезапно:

– Адольф, я хочу сказать вам нечто, что вы должны выслушать внимательно.

Адольф посмотрел на нее и тотчас понял, что она готовилась сказать что-то серьезное.

– Это последний день, когда я могу поговорить, – продолжала она. – И я очень рада, что не упустила это время для разговора с вами. Того, что я хочу сказать теперь, я не сумела бы выразить в письме.

– Что же это такое, Лили?