– Ты говоришь как будто нехотя, конечно, вежливость ко мне больше этого не требует. Притом же я знаю, что ты до некоторой степени обманулся в своих ожиданиях.
– Да, правда, я обманулся в своих ожиданиях насчет денег. Отрицать это было бы бесполезно.
– Теперь я не заговорил бы об этом, если бы не хотел узнать, сердишься ли ты на меня.
– Я не сержусь ни на тебя, ни на кого другого, никого не виню в этом, кроме самого себя.
– Ты хочешь сказать, что каешься в своем поступке?
– Нет, и не думаю. Я слишком крепко привязался к девушке, которую мы сейчас оставили, чтобы чувствовать раскаяние в нашей помолвке. Конечно, если бы я лучше сошелся с твоим дядей, то и дело это устроилось бы гораздо лучше.
– Сомневаюсь. Я знаю, что лучшего ничего бы не было, и могу тебя уверить, что напрасно ты станешь сожалеть об этом. Сначала я думал, как тебе известно, что дядя мой намерен был что-нибудь сделать для Лили – разумеется, не более того, что он хотел сделать для Белл, – но это точно, что у него заранее было решено, что именно сделать для той и другой. Ни мои, ни твои убеждения не в состоянии были бы изменить его намерения.
– И прекрасно, не будем больше говорить об этом, – сказал Кросби.
После этих слов снова наступило молчание, и друзья молча приехали в Гествик к самому отходу поезда.
– Дай мне знать, когда приедешь в Лондон, – сказал Кросби.
– О, конечно. Я напишу тебе еще до отъезда отсюда.
И таким образом они расстались. Когда Бернард повернулся, сел в экипаж и уехал, Кросби почувствовал, что теперь друг нравится ему гораздо меньше, чем прежде. В свою очередь, Бернард, в ходе размышлений на обратном пути в Оллингтон, пришел к заключению, что Кросби в качестве свояка не будет таким добрым малым, каким был до этой поры в качестве случайного друга. «Он еще наделает нам хлопот. Жаль, что я привез его сюда». Таково было убеждение капитана Дейла по этому поводу.
Путь Кросби от Гествика, по железной дороге, лежал к Барчестеру, кафедральному городу[37]
в соседнем графстве, откуда он намеревался добраться до замка Курси. Для такого раннего отъезда из Оллингтона, в сущности, не было повода, ведь он знал, что прибытие в загородные резиденции обычно подстраивается ко времени незадолго до начала обеда. Кросби решился уехать как можно скорее, собственно, потому, чтобы положить конец тяжелым последним часам своего пребывания в Оллингтоне. Таким образом, он очутился в Барчестере в одиннадцать часов без всякого дела и, совершенно не зная, чем заняться, отправился в церковь. Там совершалась полная литургия[38], и в то время как церковный служитель в парадном облачении проводил Кросби к одной из пустых скамей, худощавый старичок начинал петь ектению[39].«Вот уж не думал попасть сюда в такое время», – сказал себе Кросби, заняв место на скамье и положив руки на возвышавшуюся перед ним подставку.
Его внимание в скором времени привлекла особенная прелесть в голосе этого старичка, – голосе, хоть и дрожавшем немного, но все еще сильном, так что Кросби перестал сожалеть о своем раннем отъезде.
– Кто этот старый джентльмен, который пел ектению? – спросил он служителя, когда тот по окончании службы провел его по собору и показывал надгробные памятники.
– Это наш регент хора, мистер Хардинг[40]
. Вероятно, вы о нем слышали.Но мистер Кросби, рассыпавшись в извинениях, сознался в своем невежестве.
– Как же, он очень хорошо известен многим, хотя он и большой скромник. Он – тесть нашего настоятеля[41]
и тесть архидиакона Грантли[42].– Значит, его дочери тоже пошли по стопам отца?
– Да, да, впрочем, мисс Элинор, я помню ее еще девочкой, когда они жили в богадельне…
– В какой богадельне?
– В Хайремской богадельне. Он там был смотрителем!.. Я бы советовал вам осмотреть эту богадельню, если вы никогда в ней не бывали. Так извольте видеть, мисс Элинор тогда была у него самая младшая, и в первый раз она вышла замуж за мистера Болда, теперь же она супруга нашего настоятеля.
– А, вот что.
– Да, да. И как вы думаете, сэр? Ведь мистер Хардинг если бы захотел, то сам бы мог быть настоятелем. Ему предлагали.
– И он отказался?
– Отказался, сэр.
– Nolo decanari[43]
. Я об этом никогда не слышал. Что заставило его быть таким скромным?– Скромность и заставила. Ему теперь лет семьдесят, если не больше, а между тем он так скромен, как молоденькая девушка, даже скромнее иной девушки. Ах, вы бы видели его вместе с его внучкой!
– А кто его внучка?
– Леди Дамбелло, или, иначе, маркиза Хартлетоп.
– Я знаю леди Дамбелло, – сказал Кросби, не думая, впрочем, похвастаться перед церковным старостой своим знакомством с такой благородной особой.
– Вы знаете ее, сэр? – спросил староста и при этом признаке величия в посетителе бессознательно прикоснулся к своей шляпе, хотя, сказать по правде, он не очень жаловал ее сиятельство. – Вы, вероятно, отправляетесь в замок Курси?
– Да, надеюсь, так.