Альф поглядел на нее как на умалишенную.
– Ладно, забудь. Ты, главное, далеко не отходи и, если что-то подозрительное увидишь, дай мне знать, хорошо? Хотя… Если учесть,
Под дробный стук ножа по разделочной доске она принялась бродить по комнатам первого этажа и разглядывать любовно расставленные на полках сувениры. Она была уверена, что искомая кукла должна быть фарфоровой красавицей, такой, что любо-дорого посмотреть, какую рука не поднимется выбросить. Об этом нашептали то ли почившие родственницы, то ли зачитанная до дыр Лилькина книжка.
– Видишь куклу из стекла? – напевала Нина, рассматривая крошечных балерин и пастушек, которых нежно любила мачеха. – Теперь она – твоя семья. Тебя будет защищать и в обиду не давать, – она повернула в гостиную и замерла, заметив стоявшую снаружи у окна женщину. Готовая спасаться бегством, Нина дернулась, но усилием воли заставила себя остаться на месте и взглянуть в лицо убийцы.
«Совсем не злое, скорее грустное и виноватое», – подсказал голос Эли. Нина не разглядела в нем ни грусти, ни вины. Ни злобы, ни злорадства. Ничего. Ни единой эмоции. Словно застывшая маска вместо лица. Нине казалось, что она смотрит в глаза фарфоровой кукле. Что пройдет мгновение, и Брукса по-кукольному моргнет фарфоровыми же веками. Придя в ужас от воображаемого щелчка мертвых глаз, Нина не выдержала и рванула с места, но споткнулась о сидевшего в дверном проеме Альфа. Упала и кубарем перекатилась подальше от пристального взгляда преследовательницы.
– Эй ты, – прошипела она псу, который невозмутимо разглядывал восставшую из мертвых женщину за окном. – Голос! Ну-ка гавкай, гони ее прочь.
Альф неторопливо поднялся с места и, виляя хвостом, приблизился к хозяйке.
– Голос! Гав-гав, – Нина махала руками в сторону окна, на которое боялась поднять взгляд. – Почему ты так спокойно на нее реагируешь? – Недоумевала она. – Она нечисть, ты ведь должен ее за километр чуять… Хотя… – В воцарившейся тишине вновь раздались удары лезвия ножа по дереву. – Она и на тебя влияет, да? – догадалась Нина.
Из нее будто разом выкачали весь воздух. Она тяжело осела на пол и уперлась спиной в стену. Альф лизнул ее в висок, и Нина погладила его по пушистой холке.
– Ты не виноват, малыш. Так уж получилось, что я единственная, на кого не действуют вампирские чары. И я сделаю все, чтобы вернуть вам прежнюю жизнь, обещаю, – она притихла, прислушиваясь к шагам на лестнице и загудевшим водосточным трубам. – Через пару часов все уйдут, и мы с тобой продолжим поиски. А завтрак я сегодня, пожалуй, пропущу, – добавила она, различив в какофонии утренних звуков Юлькин голос, напевавший песню из ни разу не смотренного ею «Бала вампиров».
Нина с наслаждением смотрела на огонь, в котором сгинула проклятая кукла. Ожидаемо, та оказалась тонкой работы и неземной красоты и пряталась среди Тониных динозавров. Ожидаемо, сердце при виде нее заметалось в груди испуганной птицей, а шум в ушах походил на перебивающие друг друга голоса кукольных жертв.
– Прощай, – растянув губы в жестокой ухмылке, Нина с незнакомым ей садистским наслаждением бросила похожую на девочку куклу в железную бочку, где пылал огонь.
– Что жжешь? – раздался за спиной голос дяди Яши. Он с интересом заглянул в расправляющееся с игрушкой пламя.
– Мусор, – улыбнулась она, не сводя взгляда с покрывающегося трещинами кукольного лица.
Дядя Яша перевел взгляд на Нину и, заметив мелькнувший в девичьих глазах безумный блеск, уточнил:
– Все хорошо?
Нина посмотрела ему в глаза и искренне улыбнулась:
– Лучше не бывает.