Манаус

В какой-то момент Аркимедес всерьез испугался, обнаружив, что остался один. Он увидел, как Клаудия и Говард брели в разные стороны с отсутствующим видом, не понимая куда они идут, словно загипнотизированные этим лесом, как сомнамбулы. Оглянись он на несколько минут позже, они бы скрылись из виду за деревьями и тогда их никто бы не смог найти. Он окликнул их по именам, но они не услышали его. Тогда он выстрелил в воздух несколько раз, и только после этого они словно бы проснулись, вышли из глубокого сна и вернулись к нему, весьма удивленные тем, что они разделились.

– Не могу понять как это произошло, – смущенно пробормотал «Гринго». – Я был уверен, что иду за тобой. Я задумался о чем-то, о чем и вспомнить не могу…

– Я думаю, такое может повториться, – сказал Аркимедес, – и тогда мы наверняка потеряемся. Существует только один способ, как избежать этого: нам нужно идти в связке.

Используя веревку, при помощи которой влезали на деревья, они обвязали вокруг пояса друг друга и снова двинулись дальше: Аркимедес, как менее одурманенный, шел первым, за ним следовала Клаудия, Говард брел последним.

Нашли последнее дерево, где Рамиро оставил знак, и пошли в том направлении. Этой ночью они спали связанными друг с другом, а утром им стоило большого труда подняться на ноги и продолжить путь. Аркимедес был уверен, что они смогут продержаться на ногах до полудня, но не дольше. К счастью знаки на деревьях продолжали появляться, и не было ни одного, оставленного «Гринго», а это означало, что они не блуждали по лесу кругами.

Они собрались остановиться в очередной раз и передохнуть, потому что сил идти вперед не осталось, и тут вдруг раскатисто, будто волна, отражаясь от деревьев, прилетел звук выстрела. Потом еще один, и еще, и, наконец, целая канонада прокатилась по лесу, как громоподобный голос, зовущий их издалека.

– Рамиро!

И они сорвались с места и побежали туда, откуда прилетели звуки выстрелов, подобно сумасшедшим, что ничего не видят на своем пути, а несутся к одной лишь им известной цели. Они стреляли в ответ, и оттуда звучали новые выстрелы, каждый раз ближе, и ближе, и ближе… пока, наконец, меж деревьев не мелькнул знакомый силуэт индейца, а за ним следовали воины, на спинах они несли корзины с едой: юкка, маис, платаны, черепахи, куропатки…

И только когда наелись до рези в животе, они обратили внимание на то, что говорил Рамиро, пытаясь растолковать им, что же произошло, и обратили внимание на внешний вид индейцев, пришедших с ним, стоявших теперь немного в стороне, смотревших на них немного удивленно и одновременно с доброжелательной улыбкой. Некоторые из этих индейцев выглядели так, словно в них текла кровь белого человека.

– Рамиро нашел поселение! – волнуясь рассказывал он. – Большое поселение на берегу озера, там живут мирные люди. Среди них живет белый старик. Он почти ничего не видит и скоро умрет, но все его очень уважают и он отец и дед большинства тех, кто живет в племени.

Когда они добрались до места, то все оказалось именно так, как и рассказывал Рамиро. Старика звали Олаф Бибин, он был швед. Приехал в Амазонию пятьдесят лет назад в составе группы натуралистов и решил остаться здесь навсегда. Чуть позже, однако, сознался, что прибыл не как натуралист, а в качестве миссионера. Привлекательность индианок оказалась сильнее его убеждений, а потому, не будучи в силах бороться со своими страстями и в состоянии наставлять на путь истинный собственным примером, решил отказаться от этой практики. Но продолжил жить в племени, где у него было восемь жен, двадцать детей и где-то около пятидесяти внуков, и еще он был вождем или касике всего сообщества.

Гостеприимство его не имело границ, он предложил путешественникам все, что было в его распоряжении и в распоряжении его народа, разрешил оставаться столько времени, сколько им будет нужно, чтобы восстановить силы, и пообещал дать проводников и такое количество провизии, чтобы хватило дойти до колумбийской границы, когда соберутся продолжить путешествие.

Вокруг поселения раскинулись поля, где произрастали разнообразные сельскохозяйственные культуры, обработкой полей занималась женская часть сообщества. В озере водилось много рыбы. Так что жизнь индейцев здесь можно было бы назвать даже приятной, но в пределах экстремальной простоты.

Олаф обучил своих людей всему, что цивилизация могла дать полезного для жизни в сельве, и даже постарался внушить им идею о Боге едином и снисходительном, хотя это и не было христианство в том виде, которому он сам был обучен, и еще он постарался внушить им, что рано или поздно придется предстать перед Богом и отчитаться за все содеянное.

Не прошло для него незаметным и молчание Клаудии и, когда остался наедине с Аркимедесом, спросил о причинах такого поведения.

«Северянин» рассказал ему, что и как произошло и то, что на протяжении двух месяцев, пока они шли через джунгли, она не раскрыла рта.