Манаус

В общем и целом, в сообществе не было иной частной собственности, чем жилища и жены, да и то можно было считать таковым с большой «натяжкой», потому что в последующие ночи несколько женщин совершили любовные визиты и к Говарду, и к «Северянину», и даже к Рамиро. А мужья их, как показалось, не чувствовали себя обиженными, а даже наоборот – выглядели довольными и счастливыми от выпавшей им чести, либо от того, что получили возможность отдохнуть.

Одна из таких женщин настолько воспылала любовным энтузиазмом от вида огненной шевелюры американца, его больших усов и прочих достоинств, что явилась к Олафу, чтобы то уговорил «Гринго» взять ее с собой.

Олаф передал просьбу, но Говард, как и ожидалось, отказался наотрез. У него и так было предостаточно проблем, чтобы тащить за собой еще одну женщину.

Те двадцать дней, что они провели в «Приюте», были без сомнения самыми счастливыми, о которых они будут вспоминать долгое время, но, в конце концов, наступил такой момент, когда они поняли, что нужно принять окончательное решение: либо идти дальше, или же остаться навсегда.

«Мало-мало» больше всех выступал за продолжение похода и однажды решительно объявил им, что либо они идут с ним, либо он распрощается с ними. Ему не хотелось оставаться здесь, особенно когда до его земель осталось не так уж и много, как он полагал.

Этим же вечером, ловя рыбу в озере, Аркимедес и «Гринго» обменивались впечатлениями после того, как индеец предъявил им ультиматум:

– Ну, в чем-то он и прав, – согласился американец. – Если продолжим так, как сейчас живем этой простой жизнью, ничего не делая, питаясь хорошо, пользуясь женщинами, то размякнем окончательно. И наступит такой день, когда нас и палками не выгонишь отсюда. Нет у меня особенного желания пускать корни в джунглях и превратиться в одного их тех, кто как Олаф вовремя не смог стряхнуть с себя дремотное оцепенение, навеваемое этими землями.

– Но на самом деле жизнь здесь не так уж и плоха, – заметил Аркимедес. – И что нам может дать такого цивилизация, что стоило бы дороже, чем все это? Одни лишь проблемы и ничего, кроме проблем.

– Это точно, – согласился рыжий. – Но я родился, чтобы преодолевать проблемы, и, сколько я себя помню, у меня всегда были проблемы.

Пару раз меня чуть было не повесили, еще пару раз чуть было не стал миллионером. Четыре года я провел в тюрьме и еще полгода рабом на каучуковых плантациях. Я переспал со многими женщинами, большинство из них замужние; за мной гонялись по всей Северной Америке, от Сан-Франциско до Нового Орлеана, а теперь за мной гонятся через половину Южной Америки. Нет, не думаю, что я способен жить спокойно на берегу озера в обществе дикарей, чей язык я не понимаю. Я ухожу с Рамиро, и будь что будет. Что-то я разболтался… Ты-то идешь?

– Мы же договаривались, что пойдем вместе до конца, – напомнил Аркимедес. – Я всегда был лишь неудачливым и полуграмотным; если мы выберемся из всего этого, то я и не знаю куда пойду. Остаться здесь – было бы лучшим решением для меня, но и одновременно у меня опять возникнет ощущение, что я смирился, как всегда это было, с тем немногим, что мне предложили в очередной раз. Поэтому я иду с тобой.

– До каких пор? – поинтересовался «Гринго».

– До тех, пока один из нас не посчитает нужным продолжать в одиночку. В отношении меня можешь не беспокоиться?

– Тогда завтра?

– Завтра.

– А Клаудия? – спросил Говард. – Возможно, для нее будет лучше остаться.

– Пусть сама решит. Мы обещали взять ее с собой, и я не собираюсь отказываться от своего обещания, хотя и идти вдвоем было бы лучше для нас.

– Ты устал от нее?

– Вовсе нет. Лишь хотел бы понять ее получше и помочь насколько возможно. Иногда думаю, что, взяв ее с собой, мы своим побегом преследуем ни одну цель, а две. Мы не только спасаем свои жизни.

– А меня она пугает, – сознался американец. – Не знаю, что в ней сидит такого, от чего меня в дрожь бросает, словно она того и гляди взорвется и разнесет нас на куски. Я первый раз в жизни встречаю женщину, которой нравится убивать, и это меня сильно смущает.

– Полагаешь, что ей и в самом деле это нравится?

«Гринго» утвердительно кивнул головой.

– Уверен, – ответил он. – Знаю, когда кто-то развлекается, убивая, когда не нервничает, делая это, а потом ходит с самым безразличным видом, словно сделал самую обычную в этом мире вещь – это и есть настоящий убийца.

– Но это какое-то варварство, – запротестовал Аркимедес.

– Я не очень-то много знаю про женщин, – сознался «Гринго». – Никогда особенно и не интересовался тем, как они думают, что чувствуют, разве что в постели. Но я могу заверить тебя, что на месте Клаудии я бы тоже убивал людей ради собственного удовольствия. И кое-что мы просто обязаны сделать – это обезопасить себя, чтобы она не выбрала кого-нибудь из нас.

Этой же ночью Олаф предложил Клаудии остаться в «Приюте», хотя и был уверен, что она откажется.

Девушка и в самом деле отказалась.