Манаус

– Хочу вернуться в Каракас, – сказала она. – Хочу вернуться к Святому Франциску, спуститься на берег Гуайре, увидеть, как река несет свои воды к кофейным плантациям, подняться на Авила, как мы когда-то поднимались с отцом, когда я была маленькой, и любоваться оттуда городом, раскинувшимся на дне долины. Вы бывали в Каракасе?

Олаф отрицательно покачал головой.

– Это маленький городок, – продолжила Клаудия. – Столица, что выглядит как провинциальный городок, где все знакомы друг с другом; где по вечерам девушки выходят на улицы в сопровождении своих чернокожих нянек, что бы, прогуливаясь, встретиться с женихом и посмотреть, пусть и издалека, на нового приезжего. Там не так много занятий для девушки, разве что посетить мессу утром и весь день провести за вышиванием. Но там царят спокойствие и мир, а климат такой нежный… Внизу, на побережье, вдоль русла Гуайре, стоит невыносимая жара, но там, наверху, в Каракасе, вечерний воздух наполнен свежестью и закаты настолько красивы, каких я нигде не видела. Хочу вернуться туда.

На следующий день, нагруженные припасами на много дней вперед и в сопровождении трех индейцев из «Приюта», они продолжили свой поход, а через пять дней, пользуясь тайными тропами, что были хорошо известны индейцам, добрались до великой Путумайо, как раз в том месте, где река пересекала границу между Колумбией и Бразилией. Они знали, что в этом месте колумбийская территория вытягивалась, наподобие шеи, и, продвигаясь вверх по Путумайо, могли пересечь те земли за четыре дня, но для этого им нужна была лодка. Люди Олафа предложили им свою помощь в постройке пироги. Нашли подходящее дерево, срубили его, затем, работая непрерывно с утра и до самой ночи, за три дня вырубили из него лодку, огнем выжгли сердцевину, и получилась широкая и прочная пирога, правда несколько тяжелая.

Этой же ночью спустили лодку на воду и начали подниматься вверх по реке, а индейцы вернулись в свой родной «Приют».

Аркимедес и Говард по взаимному соглашению решили идти по реке ночью, а днем прятаться и спать, поскольку совершенно не представляли с чем и с кем они могли столкнуться на колумбийской земле – может там повсюду бродили люди Эчеваррии, а от Эчеваррии, как от Сьерры или Араньи, не приходилось ждать ничего хорошего.

Время от времени они проплывали мимо больших ранчо, более напоминавших поселения, откуда до них долетали голоса и смех, но когда такое происходило, то Рамиро сразу же направлял лодку к противоположному берегу, прячась в его тени, что напомнило Аркимедесу ту ночь, много дней назад, когда они прошли перед Манаусом, когда городские огни лишь промелькнули вдалеке. Перед рассветом они причаливали к берегу в том месте, где заросли были самые густые, вытаскивали пирогу, маскировали ветками, а лагерь устраивали в глубине леса, в самой чаще. Съестных припасов у них было с избытком, а потому необходимость в охоте отпала, питались преимущественно маисом, юккой и фруктами, что дал им Олаф.

Таким образом они продвигались вперед десять дней, прикидывая, что пересекли колумбийскую территорию, и теперь русло реки служило границей между той страной и какой-то другой: то ли Перу, то ли Эквадором – толком не знали, но слышали, что между теми странами шла война, и было бы лучше не объявлять о своем присутствии в этом беспокойном регионе, поскольку, в случае встречи с властями, пришлось бы долго и нудно объяснять причины своего появления здесь.

К тому же Говард не был уверен, что Сьерра не разослал требование об их аресте с обвинением в убийстве вместе с наградой за поимку, и это поставило бы их в очень сложное положение. До того момента, как они доберутся до Эквадора, лучше будет передвигаться скрытно.

С другой стороны, они предпочитали грести по ночам, потому что температура опускалась, и воздух делался прохладным и свежим, а не мучиться под лучами обжигающего амазонского солнца, проводя самые жаркие дневные часы в тени высоких деревьев.

Путумайо медлительное и полноводное не доставляла никаких неудобств, за исключением бесконечных поворотов, когда река сворачивала то в одну строну, затем в противоположную, а иногда текла в обратном направлении, что удлиняло путешествие. Местность вокруг была совершенно ровной, без возвышенностей и впадин, поэтому река несла свои воды медленно, почти незаметно, так что иногда казалось, будто течения нет совсем, и вода стоит на месте, как в озере.

Однажды вечером Рамиро долго смотрел на какую-то точку на горизонте, в глазах его появился странный блеск, а в голосе непривычные интонации, и когда он позвал своих товарищей, то, указав рукой в том направлении, произнес, едва сдерживая волнение:

– Горы!

Но как бы они ни всматривались, как бы ни напрягали глаза, ничего не смогли разглядеть.

– Не вижу я их, – сознался Аркимедес.

– Рамиро видит горы, – заверил его индеец. – Это Анды… Мы дошли!

Эти два слова – «мы дошли» – взволновали остальных, и они бы отдали сейчас все что угодно, лишь бы видеть как индеец, лишь бы суметь различить вдалеке очертания тех гор.