Манаус

Мехиас исчез за занавесью, скрывающей дверь, а Аркимедес еще раз удостоверился, что в коридорах не было ни одной живой души. Когда «Аргентинец» появился в сопровождении Мехиас, «Северянин» стоял к ним спиной. Сьерра вышел, недовольно ворча:

– Какого черта? Что происходит? Я уже рассказал все что… Он запнулся, удивленно уставившись на Аркимедеса, повернувшегося к нему лицом и поднявшего зажатый в руке нож под самые его глаза.

«Аргентинец» попытался было позвать на помощь, но Мехиас закрыл ему рот рукой и крепко держал сзади, так что тот не мог ни высвободиться, ни пошевелиться.

«Северянин» несколько мгновений смотрел на него улыбаясь и, все также продолжая улыбаться, нанес пять ударов ножом в живот, быстро, один за другим. Мехиас продолжал зажимать ему рот, а когда отпустил, Сьерра медленно сполз на пол и корчился в агонии, будучи уже не в силах издать ни звука, а лишь глухо хрипел.

Аркимедес в последний раз вонзил в него нож, и, развернувшись, они пошли быстрым шагом по направлению к выходу.

Задержавшись на пороге, рядом с вооруженной охраной, он прокомментировал вслух:

– Это надо сильно постараться, чтобы выдержать эту оперу!

Потом они спустились на площадь и исчезли в ночи.

В порту царило необыкновенное возбуждение. Перуанский крейсер готовился поднять якоря и отплыть на поиски все того же «Острова Марао», который, как они предполагали, находился где-то недалеко, и на его палубу поднимался отряд бразильской пехоты, чтобы усилить экипаж крейсера.

Полиция опрашивала обитателей плавучего города и рыбаков, знают ли они что-нибудь про пароход, и начали отправлять разведчиков на лодках по ближайшим рекам и озерам.

Кто-то уверял, что видел судно на Великой Реке, но не мог точно указать место. Из всего, что там говорили, трудно было понять то ли пароход видели, где впадает Рио Негро, то ли он проследовал к Белем де Пара, а может его спрятали сейчас в устье какого-нибудь притока.

Аркимедес и Мехиас быстрым шагом прошли через толпу, занятую обсуждением происшествия, где одновременно рождались самые невероятные слухи, и направились к пироге, в которой их уже с нетерпение дожидались Сантос и остальные из их группы. Было очевидно, что с наступлением нового дня любой из разведчиков, посланных на их поиски, мог наткнуться на спрятанный «Остров Марао».

Они гребли без передышки часов шесть и с приближением рассвета подошли к притоку и заводи, где был спрятан пароход.

Едва Аркимедес вступил на палубу, как отдал приказ, чтобы немедленно начали разводить пары в машинах, и через пару часов, когда давление в котлах еще оставалось на минимуме, «Остров Марао» покинул свою тайную заводь и вышел на простор великой Амазонки.

Не прошли они шести километров, как два человека, шедших на пироге вдоль берега вниз по течению, перестали грести, некоторое время смотрели на них с интересом, а затем, развернув лодку, начли грести изо всех сил, но уже в обратном направлении, к Манаусу.

«Северянин» издалека наблюдал за ними и, обернувшись к Говарду, сказал:

– Эти понеслись «стучать»… Через несколько часов крейсера начнут преследовать нас.

Он сошел с палубы и направился прямиком к каюте Клаудии.

Девушка, сжавшись в комок, сидела в глубоком кресле, невидящим взглядом смотрела на большое окно, на скользящую вдалеке нескончаемую цепочку верхушек деревьев.

Он сел на край кровати, напротив нее. Сидел молча, пока Клаудия не посмотрела на него, хотя, как ему показалось, она не видела его.

– Сьерра мертв, – сказал он. – Вчера я убил его.

В ответ ни звука, никакого жеста, словно его слова прошли мимо ушей Клаудии. Он подождал.

– Думал, что это может тебя заинтересовать, – продолжил он. – Теперь тебе нечего опасаться… Он заплатил сполна.

Девушка лишь грустно улыбнулась.

– Ты так думаешь? – спросила она.

Помолчала, потом продолжила:

– Думаешь, новость, что он мертв, порадует меня – так ты ошибаешься. Мне все равно жив ли он или мертв. Я так устала… Просто невероятно устала, и хочу покончить со всем этим раз и навсегда…

– Скоро ты будешь в Каракасе…

– Я не хочу возвращаться в Каракас.

Аркимедес удивился не столько ее словам, сколько силе, с которой она произнесла их.

– Почему? – поинтересовался он. – Что тебя заставило изменить решение…

Она неопределенно пожала плечами.

– Сама не знаю… Единственно, что знаю наверняка – то уже не мой мир… Не хочу появиться внезапно, словно воскресшая и сразу же превратиться в главную причину всех кривотолков и сплетен… Мои родители уверены, что я умерла давным-давно… Со временем их боль утихла, и теперь я для них не больше, чем воспоминание о веселой девчонке, которую они видели, когда та уходила из дома много, много лет назад… Зачем причинять им новые страдания, когда я вернусь? Я уже не та, что была раньше: им будет стоить большого труда узнать меня… увидеть во мне ту их любимую Клаудию… И я всегда буду оставаться для них чужой, какой-то тенью, что отдаленно похожа на прежнюю Клаудию…

– Но это, просто, глупость! Ничто не может сравниться с радостью, когда они узнают, что ты жива, с возможностью видеть тебя снова.