Нью-Йорк для него был неисчерпаемым пространством, нескончаемым лабиринтом, и, как бы далеко он ни заходил, как бы хорошо ни знал расположение кварталов и улиц, его не покидало ощущение, что он заблудился. Причем не только в городе, но и в самом себе. Отправляясь на прогулку, Куин каждый раз испытывал такое ощущение, будто себя он с собой не берет; целиком доверяясь направлению улиц, уменьшаясь до всевидящего ока, он мог не думать и от этого, более чем от чего-нибудь еще, обретал покой, целительную пустоту в душе. Мир располагался вне его, вокруг него, перед ним, и скорость, с которой этот мир менялся, не позволяла ему сосредоточить внимание на чем-то в отдельности. Главное было движение, процесс, когда одна нога ставится перед другой, когда передвигаешься в фарватере собственного тела. От бесцельного хождения все улицы становились одинаковыми; где он в данный момент находился, значения уже не имело. Когда прогулка особенно удавалась, у него появлялось чувство неприкаянности. К этому, собственно, он и стремился – стать неприкаянным, погрузиться в вакуум. Нью-Йорк и был тем вакуумом, которым он себя окружил, и покидать этот город у него не было никакого желания[478]
.Неудивительно, что Куин, главный герой, представленный читателю на второй странице книги как сертифицированный фланер, к концу истории претерпит метаморфозу в опустившегося бездомного, застрявшего на углу улицы, неспособного или не желающего продолжать двигаться дальше. Это выглядит так, как будто в фигуре бездомного постоянное движение фланера как бы останавливается. Сам город замирает. Таким образом, бездомный человек, утверждает Беньямин, – это исчерпавший свои силы фланер
. Обычно он сидит или лежит. Он мог бы прогуляться, но зачем? На что тут смотреть, чем заниматься? В отличие от всех прилежных городских студентов, которые целый день проходят мимо него, зачем ему вообще пытаться делать свою домашнюю работу?Одним из самых удивительных моментов в проекте Пассажи
, в целом довольно утомительном, является заявление Беньямина о том, что в течение некоторого небольшого периода в XIX веке считалось очень элегантным ходить по Парижу с черепахой на веревке, как если бы это была собака на поводке. Это было придумано специально, как эффективный метод погружения в городские улицы. Черепаха и не может, и не желает никуда спешить, потому что, несмотря ни на что, она носит свой дом на спине. У бездомных нет дома, где они могут оставить на хранение свой минимум вещей, поэтому они всегда носят с собой все свои пожитки в полиэтиленовых пакетах или катят их перед собой в тележках, украденных из супермаркетов, что является одной из причин того, что их мобильность (в прямом и переносном смысле) очень затруднена. Так что всё замедляется до черепашьего шага.Эдгар Аллан По написал Человека из толпы
в 1840 году, когда жил в Нью-Йорке. Тем не менее действие его повествования происходит в Лондоне, вероятно, потому, что в то время его городской пейзаж был более развит. Это странная повесть о дряхлом и грязном старике, лихорадочно шагающем по многолюдным столичным улицам с вечера до утра без передышки. Большой вопрос, который встает перед читателем, заключается в том, какая движущая сила поддерживает этого человека. Кажется, им движет чувство ужаса: если он остановится хотя бы на мгновение, ему придется столкнуться со своим собственным ничтожеством. «Для По, – пишет Беньямин, – фланер был прежде всего тем, кто не чувствует себя комфортно в компании себя самого. Вот почему он ищет возможности раствориться в толпе»[479].