Манхэттенский проект. Теория города

Авторы статьи не пытались вникнуть в мотивы, стоящие за этим явлением, ограничившись косвенным цитированием некоторых высказываний Деметриуса (настоящее имя Таки) и утверждением, что «это просто то, что он делает»[520]. В конце концов, в те первые дни не было никакой финансовой выгоды от рисования граффити, а вот возможность быть пойманным полицией или пострадать от владельцев разрисованной собственности была вполне реальной. Большинство граффити уничтожалось в течение нескольких недель, а поскольку уличным художникам приходилось скрывать свое истинное лицо, они не могли даже наслаждаться своей временной славой. Что же тогда побуждало такое множество людей заниматься этой, казалось бы, неблагодарной деятельностью, лишь малая часть которой сохранилась или оказалась задокументирована? Не будет ли слишком притянутым за уши утверждение, что пионеры современного граффити из Нью-Йорка просто хотели передать то же самое послание, которое их братья или сестры из ханаанских копей пытались отправить миру четыре тысячелетия назад? «Здесь был я».

Неслучайно тег одного из самых известных художников граффити 1970-х годов был Seen[521]. Это также объясняет, почему лозунг городской кампании по борьбе с граффити в 1980-х годах звучал так: «Оставь свой след в общественной жизни, а не на общественной собственности»[522]. Рене Рикар в своем эссе о художниках граффити описывает идею, которая помогла Жан-Мишелю Баския превратиться из малоизвестного подростка, ночевавшего на скамейках в парке, в богатого и прославленного художника, принятого обществом: «Любой тег любого подростка на любом вагоне метро любой линии представляет собой довольно душераздирающий символ. В этих автографах ощущается скрытый пафос любого артефакта, найденного при археологических раскопках, словно далекий крик человека, находящегося от нас на огромном расстоянии на бесконечной беговой дорожке времени, крик о том, что „я есть здесь“, нацарапанный на стене в Помпеях, на скале в Пирее, на кладбище старых вагонов метро, раскопанном каким-то будущим археологом. И мы задаемся вопросом: „Кем был этот Таки?“»[523]

Когда в 1970-х и начале 1980-х годов начался взрывной рост движения художников граффити, быстро стало ясно, что выделиться в толпе конкурентов, просто отметив свое присутствие тегом «Здесь был я» уже не получится. Стало менее актуальным и то, что именно написал очередной художник, если его сообщение было о том же, что и у других. Даже количество поверхностей, на которых ему удалось отметиться, отошло на второй план. Самым важным вопросом стало то, как человек выполнял свои теги, троу-апы или «куски». Граффити было прежде всего стилем. Ведущие художники отличались неожиданными новыми графическими и цветовыми схемами. В какой-то момент возник «дикий стиль», термин использовался для описания граффити, в котором рисунок букв переплетался и запутывался почти до полной неразборчивости, а «войны стилей», как их тогда называли, бушевали на всех мыслимых городских поверхностях, – граффитчики наносили свои изображения поверх чужих, закрашивая теги друг друга, чтобы урвать свой клочок внимания.

Изображения не ограничивались надписями на стенах, но даже в этом случае граффити были в авангарде того, что можно считать самым влиятельными и оригинальными культурными движениями, зародившимися в Нью-Йорке XX века. Термин «хип-хоп-культура» охватывал не только новые направления в музыке, искусстве, танце и поэзии. Кроме всего этого, он представлял собой синтез особой молодежной моды, жаргона, языка тела и разветвленной паутины прочих связей с определенным образом жизни. Это движение породило, в частности, рэп, особую форму музыкального искусства, которая, в отличие от граффити, действительно является рожденной в Нью-Йорке. Песни рэперов обычно самореферентны и автобиографичны, потому что одна из главных целей рэпера – поэтизировать весь спектр своей формы жизни: от артикулирования ее политического радикализма до «раскачки» безумных вечеринок, от критики социально-экономических условий до рекламы сутенеров и шлюх, от описания наркотиков, продаваемых на улицах, до хвастовства многомиллионными сделками со звукозаписывающими компаниями, подписанными в залах заседаний директоров медиакорпораций.