Манхэттенский проект. Теория города

7. В этом заключается трудность попытки осудить современный метрополис как «двойственный город»[227] солнца и тени, привилегированных и неимущих жителей, разделенных безошибочной линией классового разлома. Этот реакционный подход не способствует городской солидарности и в конце концов настраивает город против самого себя. Хотя мечта о полностью уравновешенном городском ландшафте – это всего лишь мечта, Беньямин также полностью осознает, что город, резко разделенный (изнутри или снаружи) между сверхбогатыми и остальными, включая нас, является главным симптомом или даже главной причиной его собственного разрушения. Именно этим объясняется его увлечение дискурсом о «праве на город»[228] – попыткой всех урбанистов начиная с 1960-х годов ответить на нарастающие препятствия для доступа бедных к городской жизни. По мнению Беньямина, эта борьба за право жить в городах – еще одно досадное смешение логики города и логики государства, подобное тому, которое стоит за вопросом о так называемой урбанистической справедливости. Это связано с сомнительным предположением, что город является суверенным органом, обладающим властью включать или исключать живые существа, что город дает и забирает по праву, а не случайно. Обвинять город – равносильно тому, чтобы стрелять в гонца, приносящего дурные вести.

8. Лефевр предлагает «трехчастное»[229] описание современного состояния, представляя его как постепенный переход от сельской к промышленной, а затем – на заключительном этапе, знаменующем своего рода гегелевский конец истории, – к городской жизни. Урбанистическое состояние – его теоретический горизонт. Это конечная точка континуума, в котором мы сейчас живем. Если сельская жизнь вращается вокруг потребности (характеризующейся ограниченным производством и подчинением неустойчивым силам природы), а промышленная жизнь вращается вокруг труда (характеризующегося фетишизированным производством, которому способствует подчинение природы ценой ее последующего разрушения), тогда урбанизм, полагает Лефевр, представляет собой совершенно новую фазу, которая может привести к жизни, вращающейся вокруг наслаждения. Тем не менее остается неясным, что означает это наслаждение или jouissance и каковы могут быть его ответвления, особенно учитывая его парижскую ассоциацию с трансгрессией. Нет также никакого объяснения тому, каким образом нищета аграрной жизни, уступившая место нищете промышленной жизни, уступившей место нищете городской жизни, становится лучше. В конце концов, отношения города с природой также остаются нерешенными. Большая часть Манхэттенского проекта является попыткой заполнить эти пробелы.

9. Историческая перспектива Беньямина еще шире, чем и без того смелое повествование Лефевра. Беньямин спрашивает себя, каковы наиболее распространенные институты, до сих пор доминировавшие в этой цивилизации. Его ответ очевиден: религиозные и государственные аппараты. Постепенный переход власти от первого ко второму – от теологии к политике, от папы к суверену, от священника к бюрократу, от слепой веры к инструментальному разуму – это большая часть традиционной истории о второй половине второго тысячелетия, которую мы любим себе рассказывать. Вместо того чтобы рассуждать в парадигме этой стандартной теории, Беньямин сосредотачивается на другом тектоническом сдвиге фокуса силы, который изменяет мир, в котором мы сейчас живем: переходе от государств к городам. Хотя Беньямина можно обвинить в том, что он превратил свой урбанизм в новую идеологию, он настаивает на том, что необходимо думать о городе как о жизнеспособной, невиртуальной реальности, которая продолжает существовать после того, как все великие возвышенные идеологии XX века с грохотом рухнули. «Больше, чем когда-либо, – размышлял Колхас, когда двадцатый век подходил к концу, – город – это всё, что у нас есть»[230].

10. Почти каждая дисциплина, движение, матрица мышления и художественное направление прошлого века использовали собственные идеи, методы и убеждения, чтобы приспособиться к модернистскому городу. У нас есть история города и социология города, география города и психология города, экономика города и политика города; существуют теории урбанистической архитектуры и урбанистической экологии; есть фильмы, пьесы, романы, стихи, песни, картины, фотографии, скульптуры, симфонии, балеты и философии, посвященные городу. Беньямин был чрезвычайно заинтересован во всём этом, и он интегрировал многие из почерпнутых там идей в аргументацию своего Манхэттенского проекта. Но он не мог не заметить, что все они склонны присваивать реальный город для своих, а не для его, города, нужд. Он чувствовал, что в конце концов сам город приносят в жертву на алтаре его собственного образа.

11. Мы слишком долго думали только о том, как нам изменить город. Пришло время позволить городу изменить то, как мы думаем.

Глава 19. Урбанистическая философия