Манхэттенский проект. Теория города

Тривиальный вопрос: Сколько из сорока с лишним президентов США родились в одном из сорока с лишним крупных городов Америки? Подсказка: одной руки более чем достаточно. Беньямин жил в Нью-Йорке, когда поляризация между городом и остальной частью страны была наиболее сильной. В отличие от сегодняшнего дня, это было время, когда могущество Соединенных Штатов, казалось, росло прямо пропорционально упадку его города. В такой обстановке можно было бы ошибочно предположить, что его Манхэттенский проект полон антиправительственной демагогии, направленной против государства. Хуже того, кто-то может представить Беньямина консерватором, уставшим от любого федерального вмешательства.

Если предыдущие теоретизирования привели к созданию подобного впечатления, то позвольте мне напомнить, что во всём, что касается национальной и международной политики, Беньямин был в достаточной степени агностиком. Он был настолько сосредоточен на развитии своего анализа города, что предоставил другим мыслителям возможность заняться детальной критикой государства. Суверенные государства (такие как Соединенные Штаты, Израиль, Восточная и Западная Германия) – просто фоновый шум в Манхэттенском проекте. В его намерения не входило превращать город в еще одно государство с его сложными военными и правительственными аппаратами. Его явно не впечатлило предложение Нормана Мейлера во время его неудачной кампании на выборах мэра 1969 года отделиться от Олбани и превратить Нью-Йорк в пятьдесят первый штат Союза. Чтобы объяснить позицию Беньямина в самых недвусмысленных, афористичных терминах, можно сказать, что он надеется, что однажды мы научимся видеть как город, а не «видеть как государство»[250].

Глава 21. Город-убежище

Невозможно понять дух Древних Афин, если не читал Одиссею Гомера. Будет столь же непросто понять дух современного Нью-Йорка, если не принимать во внимание Моби Дика Германа Мелвилла. Хотя дата публикации этого романа находится за рамками исторического исследования Беньямина, посвященного Нью-Йорку XX века, он никак не мог избежать анализа этого прототекста. Единственное, наряду с этим, исключение, которое он позволяет себе сделать, – это Листья травы Уолта Уитмена, которые в его Манхэттенском проекте имеют аналогичный статус основополагающего произведения.

Под влиянием своего раннего изучения театра барокко Беньямин выбирает подход к Моби Дику как к аллегорическому произведению. Беда только в том, что он предлагает две интерпретации одной и той же книги, частично противоречащие друг другу. Согласно первой, «Пекод», китобойный корабль, находящийся в центре повествования Мелвилла, символизирует государство. Моби Дик, белый кит, которого на просторах океана тщетно преследует «Пекод», символизирует город. Ахав – капитан китобойного судна, отказывающийся от цели экспедиции (добыть как можно больше китов, чтобы получить драгоценное масло из их жира) в попытке отомстить Моби Дику (из-за которого он ранее потерял ногу), – обозначает государя. Измаил – рассказчик (но не обязательно главный герой) истории, который покидает свой «славный старый город Манхэттен»[251] и присоединяется к катастрофической экспедиции, – символизирует горожанина, по ходу истории узнающего о внутренней работе могучего государства.

В тексте романа много реминисценций, которые могли привести Беньямина к такому прямому прочтению, но наиболее очевидной подсказкой послужил внешний источник, высказывание Томаса Гоббса: «Ибо искусством создан тот великий Левиафан, который называется Республикой, или Государством, по-латыни – Civitas, и который является лишь искусственным человеком»[252]. Гоббс называет государство Левиафаном в честь мистического морского чудовища, часто изображаемого в виде кита. Явное различие состоит в том, что в политической философии Гоббса государство рассматривается как искусственный человек, а в аллегорическом романе Мелвилла корабль понимается как искусственный кит. Подобно государству и кораблю, Моби Дик (книга, а не кит) сама по себе является колоссальным произведением, созданным с помощью «искусства» и рассказанным «искусственным человеком» («Зовите меня Измаилом»[253] – начинается книга, словно это тоже является гипотезой).