Манхэттенский проект. Теория города

Нью-Йорк можно рассматривать как живую, дышащую, мультистабильную фигуру. Это, кажется, не имеет большого значения, потому что всё еще можно анализировать город, рассматривая его либо как полис (что было целью третьей части этой книги), либо как ойкос (что будет целью следующей части). Но на самом деле эти две концептуальные схемы, через которые мы подходим к городскому пространству, не работают бок о бок, как две независимые и несовместимые системы или как два гиганта, пытающиеся не наступать друг другу на ноги. Здесь даже не имеет смысла говорить о синергии, если мы признаем, что экономика и политика – это два дополняющих друг друга способа рассматривать один и тот же город. Релятивистский подход также бесполезен, потому что, как и в случае с монетой, требуется, чтобы обе стороны были видны, даже если они не могут видеть друг друга.

Неясно, вдохновлен ли Беньямин здесь утверждением Спинозы о том, что мысль и протяженность являются двумя атрибутами одной и той же монистической субстанции. Возможно, на него даже повлияло утверждение Нильса Бора о том, что знаменитый дифракционный эксперимент, в котором свет проявляется и как волна, и как частица, порождает не противоречие, а указывает на взаимодополняющий дуализм его свойств. Но что несомненно, так это то, что Беньямин не предлагает установки, касающейся правильного баланса между политическими и экономическими силами, или стратегий их объединения или разделения. Вместо этого он ищет новый способ понимания и преодоления этого городского параллакса.

Можно сказать, что шизофрения современности проистекает не из двойственности церкви и государства, а из неспособности примирить власть и капитал, общественные и частные соображения или политические и экономические интересы, которые часто претендуют на то, чтобы быть отделенными друг от друга. Неудивительно, что требования ни одной из двух противоречащих друг другу сторон никогда не могут быть удовлетворены. Существует ползучее, неизбывное ощущение, что политика по существу является средством достижения экономических целей и что обратное не менее верно. Эта шизофрения – не следствие неспособности принять один путь и отказаться от другого, а кульминация нашей неспособности смириться с тем фактом, что эти два пути – параллельные туннели, ведущие в один и тот же город.

Нью-Йорк начинался как Новый Амстердам, аванпост Голландской Вест-Индской компании. Его первыми жителями были сотрудники этой международной мегакорпорации, которая преследовала одну основную цель: приносить прибыль акционерам у себя на родине. Но было бы неверным изображать происхождение города как сугубо частное хозяйственное предприятие. Вест-Индская компания также была одним из первых примеров того, что мы называем сегодня, наблюдая растущий Китай, государственным капитализмом. Новый Амстердам был объектом столь же политическим, сколь корпоративным. Он был столь же форпостом-поселением компании, сколь и голландской колонией. Его устав 1621 года охватывает вопросы, связанные с подписанием контрактов и торговлей товарами, а также со строительством фортов и ведением войн. Вопросы дохода и вопросы суверенитета были настолько переплетены с самых первых дней существования Готэма, что справедливо сказать, что он всегда был экополисом.

С одной стороны, практически каждый политический вопрос сегодня представляет собой скрытую экономическую проблему. Государственные правители, по сути, являются управляющими непропорционально огромных домохозяйств, а политики ни на что не способны, не имея прямого доступа к большой куче денег. С другой стороны, частная сфера стала полем политической битвы, соперничающей за общественное одобрение, и капиталистические предприятия не могут выжить без постоянного политического лоббирования и периодических вмешательств правительств для их спасения от краха. Получается, что ни те ни другие не способны идти, не ухватившись крепко друг за друга. Одним из самых заметных результатов этого взаимопроникновения частного и публичного является то, что мэр и миллиардер в конечном итоге оказываются одним и тем же лицом (что довольно удобно). Но это далеко не локальное явление. Когда корпорации действуют как правительства, а правительства как коммерческие организации, для всей планеты лучше подходит термин экополис, а не космополис.

Для большей ясности я решил разделить подход Беньямина к этой теме между третьей и четвертой частями этой книги. Но в Манхэттенском проекте частная и публичная сферы рассматриваются как одно и то же. Придется потрудиться, чтобы, исследуя рукопись, выявить и разделить влияние теории урбанистической политики Арендт и теории урбанистической экономики Джекобс. Их работы явно служат Беньямину в качестве двух дополняющих друг друга справочников по городу XX века.