Манхэттенский проект. Теория города

Когда Уорхол добился известности, он стал получать множество приглашений читать лекции в колледжах по всей стране. Не желая уезжать из Нью-Йорка, он попросил актера Аллена Миджетта сыграть его в одном из таких лекционных туров. Обман продлился до того дня, когда Миджетт поленился нанести грим перед выходом к аудитории. До этого момента актер был во всех смыслах человеком-ширмой, копией человека, который копировал чужие изображения и называл их искусством. В этом есть смысл, тем более что нет, наверное, другого такого художника, чей собственный персональный образ и внешность известны так же широко, как и его работы. Марсель Дюшан – единственный заметный прецедент, хотя он и близко не был таким плодовитым, как Уорхол. Должны ли мы в этом случае считать, что жизнь Уорхола была его величайшим шедевром? Или он был своего рода артефактом? Но если жизнь – это произведение искусства, а искусство – это бизнес, не была ли тогда его жизнь просто товаром?

Чтобы ответить на эти вопросы, нам нужно сделать небольшое отступление. В христианстве слова «Христос» и «Мессия» являются синонимами. Тем не менее Иисус Христос обычно неправильно понимается как имя собственное, как, например, Вальтер Беньямин. Причина в том, что «Иисус Христос» – очень странная формулировка, впервые использованная Апостолом Павлом, которая на самом деле означает «Мессия Иисус». Более грамматически правильным было бы построение «Иисус есть Мессия». Однако для Павла смысл веры не в том, чтобы верить, что мессия – это атрибут, связанный с субъектом Иисусом в том же смысле, как мы говорим, что небо голубое или что Сократ мудр. Смысл веры в том, что человек верит в Иисуса Мессию, а отсутствие лишнего расстояния между двумя словами не дает вкрасться туда любому непредвиденному обстоятельству (может быть, он есть мессия, а может, и нет).

Именно так Беньямин понимает формулировку «Энди Уорхол Энтерпрайзис». Название компании, которая занималась всем его художественным бизнесом с 1957 года до его смерти, не называется «Предприятия Энди Уорхола». Невозможно провести различие между Уорхолом-человеком и Уорхолом-бизнесом, между жизнью и искусством. Пространство между Энди и Уорхолом столь же иллюзорно, как и между Уорхолом и Энтерпрайзис. Беньямин не верил, что Уорхол был последовательностью различных предприятий. Он верил в Энди Уорхол Энтерпрайзис.

Глава 27. Методы связанной жизни

У философии экономики есть имя – и нет, это не «объективизм»: Беньямин даже не стал уделять время критике Айн Рэнд. Вместо этого Манхэттенской проект можно охарактеризовать как проявление прагматизма. Прагматизм – это философское движение, имеющее глубокие корни в Нью-Йорке, городе, где Уильям Джеймс провел первые годы своей жизни в качестве любознательного ребенка, где Джон Дьюи провел последние годы своей жизни в качестве почитаемого профессора и где Чарльз Сандерс Пирс провел самые печальные годы своей жизни в качестве бездомного в бегах (после того, как его обвинили в «нападении с отягчающими обстоятельствами и нанесении побоев»[324] своему слуге). Эти биографические заметки об отцах прагматизма не так уж неуместны, особенно если вспомнить, что одно из их основных убеждений состоит в том, что идеи не действуют в пустоте. Идеи связаны и зависят от людей в их конкретных ситуациях. Они встроены в то, что Дьюи называет «методы связанной жизни»[325]. Идеи господствуют не потому, что обладают неизменной внутренней логикой, а потому, что приспосабливаются к окружающей социальной среде.

Чтобы уточнить эту мысль, рассмотрим обоснование принципа свободы слова. Это, станет утверждать прагматик, имеет мало общего с правом человека выражать свое личное мнение. Свобода слова намного прочнее укоренена в общественной ответственности, чтобы разного рода идеям было позволено конкурировать друг с другом на открытом интеллектуальном рынке. К истине можно приблизиться только в том случае, если мы позволим множеству разных людей обмениваться многими противоречивыми идеями, хотя некоторые из которых глупы, плохи или чрезвычайно вредны. Мы должны позволить этим идеям течь своим естественным путем в публичном пространстве, которое временами больше напоминает дикие джунгли. Затем мы можем стать свидетелями того, какие из этих идей выживут, а какие потерпят неудачу, – результат, который часто приводит к тому, что любой, кроме убежденных прагматиков, теряет веру в этот непростой процесс.