Манхэттенский проект. Теория города

При ближайшем рассмотрении различия исчезают. Несмотря на попытки использовать аргументы Фридмана против прямого государственного вмешательства в свободный рынок, которое поддерживает Кейнс, ни тот ни другой не может представить себе отказ от ключевой роли государства во внутренней работе мировой экономики. Обе теории утверждают, что даже во времена относительного процветания мягкое регулирование рынка никогда не должно прекращаться. Почему же тогда эта фискальная (при всем уважении к Кейнсу) или монетаристская (при всем уважении к Фридману) тонкая настройка, которую отстаивали обе школы всякий раз, когда их люди были у власти, не смогла создать даже видимости долговременной экономической стабильности?

Джекобс отвечает, что, несмотря на их острые разногласия и заявления об обратном, Кейнс и Фридман, вслед за Смитом и Марксом, разделяют одно важное допущение: суверенное государство является высшим экономическим арбитром; государственные служащие и выборные должностные лица в министерствах финансов и центральных банках, которые следят за национальными и международными рынками, являются настоящими экономическими ангелами. Джекобс просит нас перестать думать с точки зрения экономики государств (то, что Смит называет богатством наций) и начать думать с точки зрения экономики городов.

«Выбирать среди существующих экономических школ бессмысленно. Мы сами по себе»[362]. Так Джекобс завершает вступительную главу книги Города и богатство наций, последней части ее городской трилогии. Мы сможем попрощаться с этим раем для дураков, как она это называет, как только признаем, что город, а не нация должен функционировать как основная экономическая единица. В этом отношении Фридман и Маркс могут заключить неожиданный союз на почве своих смутных мечтаний о том дне, когда государства отомрут и экономическая жизнь не будет больше ограничена соображениями национальной выгоды. Кейнс и Смит, напротив, не интересовались подобной безгосударственной утопией, которую коммунисты называют бесклассовым обществом, а неолибералы – глобализацией.

«Никто, – пишет Джекобс в 1984 году, – не верит в государство как подходящий объект для анализа экономической жизни и ее перспектив больше, чем правители коммунистических и социалистических стран»[363]. Тем не менее, в те же годы капиталистические страны, независимо от того, насколько laissez-faire[364] они стремились быть (как то, что Фридман пытался строить в качестве главного советника Рональда Рейгана), продолжали мыслить в тех же государственных терминах. Только анархисты отрицают необходимость государства, но Джекобс не впечатляют те, кто «зациклен на своих представлениях о том, как должна работать экономическая жизнь, и игнорируют то, как она работает на самом деле».[365]

Простая возможность понять, как работает экономическая жизнь, – анализировать обратную связь денежного обращения. Как только обменный курс определенного платежного средства падает, экспорт дешевеет, а импорт дорожает. Когда курс растет, происходит обратное. Эти колебания могут служить оздоровлению экономики, если только они не происходят слишком быстро. Курс валюты дает системе надежную обратную связь, вроде той, которую мы получаем от нашего тела: мы дышим быстрее, когда частота сердечных сокращений увеличивается во время бега, и медленнее, когда она снижается во время сна; мы стремимся к источнику тепла, когда нам холодно, и отодвигаемся от него, когда становится слишком жарко. Колебания курса делают то же самое, поощряя либо импорт, либо экспорт.

Проблема, как показывает Джекобс, заключается в том, что национальная валюта (не говоря уже об общеконтинентальной, такой как евро) в конечном итоге дает экономике «неправильную обратную связь»[366]. Это уже скорее похоже на единый мозг, который командует легким в разных телах вдыхать и выдыхать с одинаковой скоростью. Государство – фиктивная экономическая единица. Соединенные Штаты, например, с политической точки зрения представляют собой союз пятидесяти штатов, причем слово «штат» по-английски означает также «государство». Но с экономической точки зрения страна в целом остается рыхлой суперструктурой, состоящей не более чем из горстки городских агломераций, где сконцентрирована большая часть активной экономической деятельности, несмотря на грандиозные усилия, предпринимавшиеся федеральным правительством на протяжении XX века по созданию более сбалансированного распределения людей и бизнеса на обширных американских территориях.