Манхэттенский проект. Теория города

Предполагалось, что все проекты Мозеса были направлены на улучшение жизни жителей города и должны были реализовываться от их имени. Но на самом деле всякий раз, когда реальные люди, не согласные с включением в эти воображаемые огромные аморфные массы, пытались высказать свое собственное мнение, Мозес относился к ним как к досадным препятствиям на пути к осуществлению его грандиозных планов. Публику нужно было купать, проветривать, размещать, перевозить, развлекать и так далее. Для Фрэнсис Перкинс, министра труда США и первой женщины в кабинете, стало «шоком»[375] открытие, что для Мозеса, выросшего в «уютной роскоши»[376] частного дома на Сорок шестой улице рядом с Пятой авеню, тайной движущей силой всей его деятельности было глубоко укорененное в нем отвращение людям, которые пользовались его общественными проектами для улучшения своей жизни. По его мнению, массы населения Нью-Йорка были проблемой, требующей решения. И только он знал, какое решение необходимо.

Когда люди превращаются в население, когда демократия превращается в демографию, когда переговоры превращаются в указания, город превращается в своего рода аэрофотосъемку, на которой Мозес рисовал широкие штрихи своих смелых проектов. Однажды некий посетитель Мозеса собрался покинуть его офис, поскольку в комнату вошли двое мужчин, у которых явно была назначена встреча. Но Мозес предложил ему остаться, чтобы продолжить разговор после их ухода. «Между ними состоялся обмен вопросами и ответами, – рассказывал этот человек, – очень короткий, после которого двое мужчин быстро удалились»[377]. На вопрос, кто они такие, посетителю сообщили, что он только что присутствовал на ежемесячном собрании совета Triborough Bridge Authority, юридической ширмы, из-за которой Мозес контролировал реализацию множества своих проектов.

Этот анекдот иллюстрирует оборотную сторону той ужасной бюрократической системы, которой нас так пугал Кафка. В отсутствие бюрократии госслужащий легко может превратиться в урбанистического тирана. Мозес совершал маневры в рамках правовой системой таким образом, что де-факто стал сувереном города, который он рассматривал как зону боевых действий. Он реализовывал свои проекты и разрушал всё, что стояло на их пути, применяя свои исключительные полномочия и при этом сводя к минимуму необходимость учитывать общественные или частные интересы, избегая политического или экономического давления.

Как правило, частная собственность может продаваться и покупаться, когда покупатель и продавец приходят к соглашению. Я не могу заставить вас продать мне ваш дом, так же как и вы не можете заставить меня его купить. Тем не менее это простое правило не распространяется на тех, кто наделен верховной властью. Государство может, по крайней мере потенциально, выступать собственником всего, что находится в пределах его юрисдикции. Правительство может присвоить себе всё, что пожелает, используя исключительную меру по принудительному отчуждению, называемую «экспроприация»[378]. Ему не нужно согласия законных владельцев на продажу своей собственности, если государство решит использовать свое право принудительного отчуждения. От государства требуется лишь обеспечить законным владельцам разумную компенсацию за то, что оно заставило их продать. Оно также должно гарантировать, что экспроприированная собственность принесет пользу некоему аморфному субъекту, называемому обществом.

Мозес превратил государственное право экспроприации в некую форму настоящего искусства. Вначале он использовал его, чтобы проложить свои парквеи, парковые автострады, прямо через роскошные поместья баронов-разбойников[379] на Лонг-Айленде. В последующем, чтобы освободить место для своего постоянно растущего списка проектов, под экспроприацию почти всегда попадали большие участки кварталов старой городской застройки, заселенной бедняками или представителями низшего среднего класса. Действительно ли эти проекты отвечали общественным интересам (как если бы общественность можно было представить как единое целое с единой волей), никогда нельзя было сказать наверняка.

Экспроприация – козырная карта, которая бьет комбинации любого игрока, которые тот пытается составить из частных карт. Мозес, однако, также использовал очень интересную частную карту, которая была основана на одном изящном юридическом фокусе, с помощью которого он мог побить ставку любого, кто пытался разыграть публичную карту. В соответствии с конституцией штатам запрещено принимать какие-либо законы, «ослабляющие обязательства по контрактам»[380]. Изменить или расторгнуть подписанный договор имеют право только упомянутые в нем стороны. С учетом этого Мозес сформировал новый орган «общественной власти»[381]. Будучи предельно концентрированной амальгамой правящих и корпоративных элит, эта организация была способна заключать контракты, как и любая частная компания, при этом у нее было то, о чем каждая частная компания могла лишь мечтать: делегированное государственное право распоряжаться экспроприацией.