Манхэттенский проект. Теория города

На самом деле день – это химера, которая притворяется, что нас окружает Нью-Йорк, со всеми этими высокими зданиями, но точно так же, как все толпы людей, которые как будто занимаются важными делами, как огромная машина, жужжащая на благо мира, всё это действует только в рабочее время, а затем ложится спать. Ночь показывает, что всё это пантомима. Ночью на улицах города всё скрытое выходит наружу, всё, что не спряталось, подчиняется закону случая, каждый потенциально является и убийцей и жертвой, каждый дрожит от страха, так же как каждый, кто настроит на это свой разум, может внушать страх другим. Ночью все голые[404].

Это тот же самый «оголенный город»[405], который побуждал Артура Феллига, нью-йоркского фотографа, более известного как Уиджи, каждую ночь выходить на улицу с фотокамерой и портативной рацией, настроенной на полицейскую частоту, чтобы первым, после дежурной бригады, прибыть на место только что совершенного преступления. Пока копы охотились за преступниками, Уиджи охотился за свежими трупами. Задумайтесь, как мало его знаменитое фото Труп с револьвером оставляет в этом отношении места воображению. Как будто в лицо выстрелили не человеку, а городскому призраку закона и порядка. Выставочная, обменная и коллекционная ценность этой фотографии ничтожна по сравнению с ее шокирующей ценностью. Такие картины жуткого, грязного, преступного города, безусловно, удовлетворяют вуайеристское увлечение низкой жизнью. Но они могут использоваться и как секретные открытки, специально адресованные тем, кто, являясь экспертом по чистым, богатым и безопасным пространствам городского пейзажа, не знает и знать не хочет темных закоулков его прошлого и опасных тупиков его настоящего, его мягких подбрюший и пустых животов.

Легкий выход из ситуации для таких – относиться к этим сомнительным городским элементам как к очаровательным поводам пощекотать нервы или как к предмету банальных уроков на тему морали и поводу для жалости. Но Беньямин чувствует, что перед ним нечто большее, чем просто проблема, решением которой должно озаботиться приличное общество, поскольку оно просто стирает угнетенных с отмытого городского пейзажа. В прежние дни, увидев на улице полицейские сигнальные ленты и ограждения, люди не задавали лишних вопросов. Они знали, что в кого-то стреляли и что это место было объявлено местом преступления. Сейчас мы скорее будем инстинктивно предполагать, что кто-то снимает очередную сцену из фильма. Насилие и девиантность теперь чаще сфабрикованы, чем задокументированы.

Точно так же как печатный станок стал поворотным моментом как для писателей, так и для читателей, изобретение фотографии стало поворотным моментом как для правонарушителей, так и для сил охраны правопорядка. Архив фотоснимков позволил Альфонсу Бертильону революционизировать работу парижской полиции в конце XIX века. Теперь каждый арест приводил к строгой идентификации определенного лица, выделяемого из общей городской массы и заносимого в каталог либо в качестве нового преступника, либо в качестве рецидивиста. Фотография в паспорте может символизировать свободу передвижения, но мы должны помнить, что это не что иное, как применение технологии, изначально предназначавшейся для опознания преступников, ко всему населению.

В то же время возможность бессрочно сохранять записи о человеке и фиксировать его или ее след в жизни использовалась не только как средство криминализации или контроля над населением. Это стало также и инструментом, который позволил менее могущественным стать более заметными. Истории, сохраняющиеся в архивных записях, начали включать в себя и других персонажей, помимо представителей правящего класса. Каждый полицейский протокол превратился в миниатюрную биографию не слишком важной и малоизвестной жизни. Многие получили свои пятнадцать миллисекунд сомнительной славы задолго до того, как на сцену вышел Уорхол, хотя не случайно он одним из первых стал использовать в своем творчестве автопортреты паспортного размера из фотобудок, а также оригинальные фотоснимки разыскиваемых преступников.