Мирная нота ФРГ в начале 1966 года нигде не вызвала такого резкого отклика, как в Пекине; здесь её оценили как «откровенную маскировку мирными заверениями глобалыной контрреволюционной стратегии Вашингтона и собственных экспансионистских планов Бонна», сопровождая эту оценку напоминанием о том, что «и Адольф Гитлер постоянно твердил о мире»[75]
. В мае 1966 года красный Китай и Албания в совместном заявлении тоже решительно выступили «против любого предательства интересов Германской Демократической Республики. Они вновь заверяют Германскую Демократическую Республику в своей поддержке её справедливой борьбы против западногерманского милитаризма и в защиту суверенитета её государства и отстаивают точку зрения о необходимости заключения так скоро, как это возможно, Германского мирного договора и урегулирования на его основе проблемы Западного Берлина»[76]. Затем, однако, на страницах «Пекин-рундшау» прекратились как выступления против Федеративной республики, так и пропагандистские акции в пользу ГДР. Объяснялось ли это ростом торговли между Бонном и Пекином или же антикитайскими выступлениями (тесно связанного с Москвой) Восточного Берлина, сказать трудно. В 1967 году германский вопрос вообще не затрагивался; даже в связи с войной на Ближнем Востоке в адрес Бонна — в противовес предшествующему периоду времени — не высказывалось никаких обвинений. В мае 1968 года, напротив, еженедельник вновь резко выступил против заседаний бундестага в Западном Берлине[77]. Одновременно он снова подверг атаке «западногерманский милитаризм», ибо последний «отказывается признать границу по Одеру — Нейсе и поощряет так называемую «восточную политику» — попытку изоляции и аннексии ГДР посредством «мирной инфильтрации»». Новые контакты между Бонном и Москвой представляют собой, по заявлению еженедельника, «откровенную демонстрацию того, как советские ревизионисты умиротворяют западногерманских милитаристов и сотрудничают с ними за счёт интересов населения ГДР и других народов Европы». Советская Россия и Федеративная республика «воспылали горячей любовью друг к другу, чем ещё раз был разоблачен предательский облик советской клики ревизионистов, капитулировавшей перед империализмом и предавшей интересы европейских народов».Когда в 1969 году в разгар советской кампании угроз, направленной против выборов нового федерального президента в Западном Берлине, произошли первые серьёзные столкновения между русскими и китайцами на пограничной реке Уссури, советская общественность заговорила о преднамеренном «ударе кинжалом» в спину со стороны красного Китая и стала всерьёз думать о неизбежности войны на два фронта — против Бонна и Пекина. Однако даже в этой ситуации пропагандистские органы КПК придерживались тезиса, что Западный Берлин расположен на территории ГДР; они по-прежнему усматривали в проведении в Западном Берлине выборов нового федерального президента «милитаристскую провокацию западногерманской господствующей клики», а в примирительной позиции Москвы — «раболепный акт советских ревизионистских правителей»[78]
.В смене кабинета в Бонне осенью 1969 года пекинская пропаганда не усмотрела существенного изменения, считая, что и СДПГ «защищает интересы западногерманского монополистического капитала» и что её политика тоже «насквозь проникнута милитаристским и реваншистским духом». Восточная политика нового федерального правительства в сравнении с восточной политикой прежних кабинетов является в представлении еженедельника «лишь более хитрой и скрытной»[79]
. Как и прежде, «Западная Германия преследует цель постепенного осуществления аннексии ГДР»[80]. Встречи федерального канцлера Брандта и председателя Совета министров ГДР Штофа в Эрфурте и Касселе, как ни странно, были полностью обойдены газетами и радиовещанием красного Китая.Другие издания