Маоисты. Филиалы Пекина в Западной Европе

Газета «Коз дю пёпль» продолжала выходить. Она заявляла, что считает своей задачей «выявлять правду и побеждать ложь»[508], по-прежнему призывала рабочих выпускать меньше продукции, осуществлять саботаж и устроить «жаркое лето». В типографии на улице Эйе неоднократно проводились обыски, газета несколько раз конфисковалась. По всей Франции арестовывались продавцы газеты, многие из них были осуждены по обвинению в воссоздании запрещённой «Пролетарской левой».

Сартр, который, из своего дома на бульваре Монпарнас наблюдал по телевизору за отчаянными актами насилия, совершавшимися его сторонниками в ночь с 27 на 28 мая, неизменно придерживается точки зрения, что участники выступлений не виновны в насилии, ибо его причиной являются условии и те, кому принадлежит власть. Между тем примитивные призывы газеты «Коз дю пёпль» к саботажу и насилию, к выступлениям в поддержку «Народного фронта освобождения Палестины» вряд ли соответствуют взглядам Сартра, который в действительности считает, что «красная книжечка» Мао — это символ широкой кампании по одурачиванию масс, задуманной с целью «вложить в головы людей булыжники»[509]. Возможно, однако, что идентифицировать себя с газетой его побуждают именно эксцентричные, романтичные действия, абсурдные акты её сторонников. В конце июня полиции пришлось задержать и самого Сартра, когда он именно у здания редакции «Юманите» попытался распродать 2 тысячи экземпляров своей газеты. Однако и на сей раз, несмотря на этот новый провоцирующий шаг с его стороны, судебное дело против него не было возбуждено. Сартр утверждал, что Францию ожидает гражданская война, в которой должна принять участие и интеллигенция. «Мы,— заявлял он,— ещё не дошли до нацистского террора, однако он начинает постепенно входить в нашу жизнь»[510]. Эти его высказывания вызывали скептическую реакцию. Так, некий читатель в письме, опубликованном одной парижской газетой, писал: «Прилагал ли Сартр в 1940—1944 годах столько усилий, как сейчас, чтобы быть брошенным в тюрьму полицией Гиммлера?»[511].

В июне около 200 маоистских студентов в Гренобле в течение четырёх суток вели ожесточённые баррикадные бои с полицией. И опять суд вынес крайне мягкие приговоры: одна студентка-маоистка, ранившая полицейского, получила 15 суток тюремного заключения условно. У части прессы сложилось впечатление, что общественный строй во Франции решил сойти со сцены, ибо, как заявлялось тогда в ряде влиятельных газет, общество, отступающее перед актами разрушения со стороны тех, кто не скрывает своей смертельной враждебности к нему, и пребывающее в трусливой пассивности, отнюдь не подает заслуживающий похвалы пример терпения, а само роет себе могилу. Другие столь же авторитетные газеты отмечали, что в конце июля 1970 года во Франции было задержано и арестовано около 200 молодых людей — в основном за распространение революционной газеты и что впервые после выступлений ФНО и ОАС во Франции имеются политические заключённые[512].

По-видимому, стремясь избежать генерального наступления на свою организацию, маоисты в начале июня 1970 года создали «Движение 27 мая», которое хотя и утверждает, что не является преемницей «Пролетарской левой», но на самом деле как раз ею и является. Своей ближайшей целью новая организация ставит создание «Союза революционного движения молодёжи и сопротивления на фабриках», призванного «разбить деспотическую систему». Её первая публикация, получившая название «Жаркое лето» и изданная редакцией парижского журнала «Идио энтернасьональ», повторяла уже известные вариации: «Мы не в восторге от этого насилия, но у нас нет выбора между насилием и пацифизмом!.. Хватит с нас нищеты, угнетения, топота сапог на наших улицах!.. На руинах Франции золотого тельца мы построим Францию народа!.. 27 и 28 мая было положено лишь начало!»[513].