Марево

— Надо усилить дисциплину, коротко сказалъ одинъ изъ учителей.

— Это такъ-съ, вмшался любитель гусей:- мальчишки у насъ до нельзя распущены, и все такой народъ — аховый!

— То-есть какъ же это?

— У насъ вдь всякій сбродъ; кто съ борку, кто съ сосенки.

— Но, хорошо, перебилъ Разгоняевъ, боле и боле приходя въ изумленіе:- какими же мрами поддерживать дисциплину….

Нмецъ что-то пробормоталъ.

— Какъ-съ?

— Нужно… розга, проговорилъ тотъ.

— Да-съ, да-съ, заговорили вс, словно обрадовались, что вотъ наконецъ и до главнаго-то дошло:- мы вс хотли васъ объ этомъ просить…

— Это и ваше мнніе? обратился онъ къ молодому учителю математики, сначала слушавшему со вниманіемъ, а потомъ заглядвшемуся на шкафы съ книгами.

— Я полагаю, началъ молодой человкъ съ уклончивою улыбкой, — что упадокъ дисциплины происходитъ отъ разныхъ причинъ, которыя можно узнать всего лучше на дл…

Прочіе вс переглянулись при такой дерзости, но къ удивленію ихъ, Разгоняевъ еще съ большею любезностью заговорилъ съ невжей.

— Вы стало-быть полагаете, что причина лежитъ не въ самихъ ученикахъ?

— И это я полагаю, отвтилъ тотъ съ тою же улыбкой. Прочіе стали на него коситься.

— Все это можно разсказывать, вмшался учитель русской грамматики, — я знаю только то, что въ класс невозможно объяснять урока, шумъ, гамъ, драки… Это отчего по вашему?

— Можетъ-быть это оттого, возразилъ молодой человкъ, — что у васъ во время класса учительская и надзирательская обязанности соединяются въ одномъ лиц. По невол не знаешь что длать; не то — излагать предметъ, не то — смотрть за порядкомъ; начинаешь замчать шалуновъ, время теряется; отвернулся къ доск — тамъ ужь и въ шашки играютъ, и ухо кому-нибудь откусили, и на голов кто-нибудь стоитъ… Можетъ-быть еслибы въ класс сидлъ надзиратель пошло бы лучше.

— Нишево эта не нужно…. Нужно розга, категорически объяснилъ Нмецъ.

Учитель исторіи ничего не говорилъ и только всматривался въ инспектора.

— Надо, надо усилить дисциплину, раздавалось со всхъ сторонъ.

Разгоняевъ всталъ.

— Я попрошу васъ, господа, составить мн небольшія записочки что кто изъ васъ найдетъ нужнымъ; а пока обходитесь, господа, съ воспитанниками, какъ можно мягче, и обо всякомъ наказаніи представляйте мн немедленно….

Затмъ инспекторъ перешелъ къ распредленію уроковъ и прочимъ мелочамъ, угостилъ сослуживцевъ чаемъ и отпустилъ съ миромъ.

— Господинъ Тонинъ! сказалъ Разгоняевъ, останавливая учителя математики на пару словъ. — Мн очень пріятно познакомиться съ вами; я, признаюсь, просто пораженъ всмъ что слышалъ…. Я прошу васъ указать мн причины….

— Нтъ, если я при всхъ не сказалъ, такъ съ глазу на глазъ увольте…. Да это и совершенно безполезно, вы сами увидите.

— Но по крайней мр вы уврены, что на воспитанниковъ можно дйствовать убжденіемъ?

— Совершенно, отвтилъ Тонинвъ, раскланиваясь.

— Отдлались! говорилъ Бирюлевъ, выходя съ прочими: а каковъ Тонинъ-то, сразу раскусилъ, съ какой стороны подъхать! Знаемъ мы эти кроткія мры. Этакъ и часу спокойнаго не будетъ на дню!

— Что говорить! согласился учитель исторіи:- я совтую вамъ, господа, не давать потачки Тонину. Что за выскочка такая! Очень пріятно имть шпіона въ нашемъ семейномъ кружк!

Никто изъ нихъ не чаялъ того что случилось въ ту же ночь. Новый инспекторъ неслышными шагами пробрался къ дортуарамъ и въ непритворенную дверь увидалъ прелюбопытную сцену. Воспитанники спокойно лежали въ койкахъ, но посреди спящихъ играла табатерка съ музыкой. Надзиратель Нмецъ, въ ночномъ колпак, съ словаремъ подъ мышкой, расхаживалъ по рядамъ коекъ и наклонялъ голову къ той постели, гд чудилась ему музыка; звуки тотчасъ отзывались на другомъ конц спальни. Очевидно, табатерка ходила по рукамъ.

Нмецъ сталъ посреди комнаты, пожалъ плечами и трагически произнесъ:

— Пхе! Ни понимааа-ю!

Воспитанники вскочили съ хохотомъ, плясали на кроватяхъ, высовывали ему языки….

— Шпекъ дубина! раздавались голоса.

Нмецъ подошелъ къ ночнику и порывшись въ словар, произнесъ на распвъ:

— Пхе! Какой прикрасній словъ!

— Вотъ мы тебя выпоремъ!

— Будимъ позмодрилъ, кого прежде!

— Смотри! Смотри!

— Пхе! каки мили дти!

Новый инспекторъ, стоя за дверью, едва самъ удерживался отъ смха. Надо же было узнать достоврно, какъ вывернется Нмецъ, и можетъ ли онъ оставаться надзирателемъ напредки.

Прошло нсколько времени, воспитанники успокоились. Нмецъ задремалъ въ кресл. Вдругъ какая-то шельма кличетъ:

— Карлъ Иванычъ! Карлъ Иванычъ!

— Was ist's? Спрашиваетъ тотъ въ просонкахъ.

— Ein Teufel! Чортъ! кричитъ гимназистъ.

— И гд онъ? вскакиваетъ Нмецъ.

— Въ шкапу, въ шкапу, раздаются голоса:- мы сами видли, въ шкапъ ползъ.

Нмецъ, въ сопровожденіи гимназистовъ, храбро направляется къ шкафу. Herr Speck вовсе не врилъ въ возможность явленія духа зла въ храм просвщенія, но, какъ нмецкій систематикъ, хотлъ наглядно убдить воспитанниковъ.

— Вонъ онъ! Вонъ онъ! За шинели прячется! Едва Нмецъ вступаетъ въ шкафъ, его запираютъ на ключъ и поднимаются завыванья. Инспекторъ входитъ съ суровымъ лицомъ; все утихаетъ.