Марево

— Кто сію минуту не ляжетъ въ постель, тотъ плохо зарекомендуетъ себя на первыхъ порахъ, говоритъ инспекторъ, освобождая заключеннаго. Пристыженные воспитанники окончательно стихаютъ.

— Schwernoth! говоритъ Нмецъ:- ich will keinen einzigen Tag mehr dienen!

— Самое лучшее, лаконически отвчаетъ инспекторъ, отправляясь въ старшее отдленіе. Тамъ все спокойно. На всю комнату храпитъ горбатый; нсколько коекъ пусты.

— Что это значитъ? говоритъ инспекторъ, расталкивая надзирателя.

— Марья Ивановна, душенька, отвчаетъ тотъ, — цапнемъ.

Инспекторъ боле не тревожитъ его. Онъ идетъ тихими шагами по корридору. Поднимать шумъ изъ-за того, что воспитанники уходятъ куда-то по ночамъ, нтъ никакой надобности; ушли — значитъ не въ первый разъ; вернутся — тамъ видно будетъ что длать. Боле серіозныя мысли занимаютъ педагога.

"Гд же взять людей? Гд ихъ взять? думаетъ онъ, ходя изъ угла въ уголъ по своему кабинету. — Негд взять, ршаетъ онъ къ утру. — А если есть, такъ на это жалованье не пойдутъ."

Инспекторъ ршился дожидаться возвращенія заблудшихъ питомцевъ и всю ночь просидлъ у окна. Наконецъ, часу въ четвертомъ, показались на двор нсколько гимназистовъ. Онъ накинулъ шинель и встртилъ ихъ на крыльц.

Произошло небольшое смятеніе.

— Гд жь это вы были, господа?

— Мы надемся, господинъ инспекторъ, что вы не станете оспаривать права учениковъ старшаго класса отлучиться безъ спроса изъ заведенія, сказалъ одинъ изъ нихъ.

— Не надйтесь. Позвольте, что это такое? продолжалъ Разгоняевъ, взявъ у одного толстую кипу бумаги.

Смятеніе стало общимъ. Въ кип оказалось листовъ сто литографированнаго журнала съ возмутительными стихотвореніями и пасквилями….

— Такъ какже, господа?

Попавшіеся стояли опустивъ голову.

— Ну-съ, это мы разберемъ! Я никогда не могу допустить мысли, чтобы вы сами, безъ посторонняго вліянія, ршились на такую мерзость. Ступайте!

II. Учебные предметы

Директоръ гимназіи былъ маленькій, щедушный человчекъ, совершенно поглощенный хлопотами по хозяйственной части. Все вліяніе его на ходъ преподаванія ограничивалось тмъ, что передъ вакаціей и зимними праздниками онъ напутствовалъ своихъ питомцевъ рчами въ род слдующихъ: "Ну, вотъ ваканція пришла! На травку! на травку!" Или: "теперь на Рождеств много времени! Тетрадочки приведите въ порядокъ, тетрадочки; поля оставляйте побольше." Къ выслушанію сихъ спичей воспитанники собирались въ рекреаціонную залу и строились въ три шеренги. Надъ спичами смялись даже въ первомъ класс.

Только что онъ проснулся, докладываютъ о Разгоняев.

— Ахъ, милйшій Михаилъ Петровичъ, какъ я радъ! Какъ я радъ! говорилъ онъ, встрчая ранняго гостя.

— Я пришелъ сообщить вамъ мои предположенія относительно перемны въ состав лицъ, занимающихъ надзирательскія должности.

— Очень радъ, очень радъ….

— Шпека и Бирюлева я просилъ подать въ отставку…

— Помилуйте, за что же? ужъ совершенно другимъ тономъ вскрикнулъ директоръ.

— Неспособны къ продолженію службы….

— Помилуйте, люди смирные. У Шпека большое семейство….

— Очень жаль, холодно сказалъ Разгоняемъ, — но согласитесь, что лучше господину Шпеку промаяться какъ-нибудь, чмъ позволять ему длать изъ сотенъ вашихъ воспитанниковъ такихъ же, ни къ чему не способныхъ, господъ…

— Да нтъ, какъ хотите…. Какъ же это такъ вдругъ? Какъ хотите, я не могу согласиться….

— А не хотите, такъ ужь извините меня. Дружба дружбой, служба службой. Я буду писать въ Петербургъ…

Директоръ при этомъ совершенно потерялся. "Непремнно лвою ногой сегодня всталъ съ постели," смутно думалось ему.

— Такъ какъ же? опросилъ Разгоняевъ.

— Длайте, какъ знаете, отвчалъ директоръ, и махнулъ рукой.

— Я велю изготовить имъ прошенія объ увольненіи….

Отъ него Михаилъ Петровичъ пошелъ по классамъ. Онъ началъ съ старшаго и попалъ на урокъ исторіи. При вход онъ услышалъ слдующія слова:

— Нечего робть, господа, мы это дло обдлаемъ; свалить все на него… говорилъ учитель, и вдругъ заикнулся, увидавъ входящаго инспектора.

— Продолжайте, продолжайте, сказалъ Разгоняевъ, усаживаясь. — О чемъ это вы бесдуете?

— Мы проходимъ французскую революцію, отвтилъ учитель, и сталъ говорятъ о янсенистахъ, якобинцахъ, о доктрин Руссо и философіи Вольтера, о жиронд; далъ характеристику Робеспьера, Дантона, Мара; выдвинулъ личность Наполеона, и заключилъ необходимостью подавленія революціи и популярностію людей, на долю которыхъ выпадаетъ этотъ подвигъ. Инспекторъ былъ очаровавъ даромъ слова и начитанностію преподавателя.

— Позвольте познакомиться, вы гд воспитывались? спросилъ онъ.

— Кандидатъ С.-Петербургскаго университета, Езинскій, отвчалъ тотъ.

Какъ только инспекторъ вышелъ, онъ обратился къ ученикамъ съ насмшливою улыбкой. Т захохотали.

— Это я не вамъ читалъ, а начальству, сказалъ онъ:- теперь будемъ продолжать. На чемъ я остановился?

Въ шестомъ класс не было учителя; въ полуотворенную дверь слышался оживленный опоръ.

— Да послушай, Горобецъ, кричалъ одинъ голосъ съ заднихъ давокъ:- ну, положимъ, возстанетъ Венеція, разв Австрія допуститъ? Разв Франція допуститъ?