Читаем Марево полностью

Разгоняевъ постоялъ, постоялъ и хотлъ было идти назадъ…

— Кто тамъ? послышалось гд-то внизу.

Онъ подошелъ ближе; въ углу за диваномъ сидла на корточкахъ молодая двушка, наклонясь надъ корзиной, и разбирая покрытыя пылью старыя книги.

— Извините, началъ Разгоняевъ.

— Это вы извините, отвтила та поднимаясь:- вы врно къ Александру? Садитесь пожалуста!

Она встряхнула свое запыленное платье, бросилась въ кресло и закинула ногу на ногу.

— Его кажется дома нтъ? говорилъ Петръ Николаевичъ, снимая перчатки и выбирая на диван мсто почище….

— Нтъ, онъ домосдъ, сейчасъ придетъ; пошелъ отдать деньга за квартиру…. Онъ нигд не бываетъ, въ обществ смются надъ его застнчивостію; да притомъ онъ такъ много работаетъ.

— Да вдь я отъ уроковъ онъ порядочно устаетъ, говорилъ Разгоняевъ, а самъ думалъ: "Кто бы могла быть эта особа: ни сама не рекомендуется, ни мной не интересуется…"

— Онъ никогда не устаетъ, это его жизнь, продолжала та:- совершенно отдался наук. Только, знаете, въ немъ нтъ творческаго импульса, жизненной иниціативы нтъ… Онъ труженикъ….

— Неужели?

— Да, онъ никакъ не можетъ стать въ уровень съ современными требованіями. Я и не ввиню его, онъ остановился въ развитіи, онъ ce qu on appelle un homme fait… Я все прошу его посвятить себя длу, въ которомъ теперь настоятельная необходимость…

— Что жь это такое?

— Я говорю про религію природы. Съ его дарованіями онъ могъ бы очень популярно изложить это, знаете, сперва происхожденіе земли по Лапласу, потомъ произвольное зарожденіе первой клточки изъ неорганическихъ элементовъ: кислорода, водорода и углерода, потомъ какъ она осложнялась въ животныхъ организмахъ и наконецъ достигла высшаго развитія въ человк, этомъ крайнемъ воплощеніи химіи и физіологіи….

— Но вдь это все гипотезы, перебилъ Разгоняевъ. — "Неужели это Тонинъ такъ взбудоражилъ ее?" вертлось у него въ голов.

— Нужды нтъ, согласитесь, что это единственное средство создать новыхъ людей.

Разгоняевъ началъ улыбаться, но ученая двица до того заинтересовала его, что онъ самымъ наивнымъ голосомъ просилъ ее объяснить свою мысль.

— Это такъ легко! Всякій человкъ, проходя эту книгу, оставитъ въ ней вс предразсудки, переродится и будетъ совершенно готовъ начать ломку старья… Я не говорю уже о тхъ, кто прямо съ нея начнетъ свое образованіе… Вотъ теб гость, обратилась она къ вошедшему Тонину, — а я и такъ долго засидлась у тебя, пора!

— Да все равно, сказалъ Тонинъ, здороваясь:- ты бы Врочка насъ чаемъ угостила.

— Нтъ, дло есть, надо терапіей заняться, да и отецъ ждетъ… Впрочемъ пожалуй…

Педагоги услись. Разгоняевъ разсказывалъ про отобранные у гимназистовъ литографированные листки. Тонинъ ничего не зналъ объ этомъ. Врочка слушала съ презрительною усмшкой, разставляя чашки.

— Что же вы сдлали съ этими листками? вдругъ спросила она.

— Что же можно было сдлать? отвтилъ Тонинъ:- конечно Михаилъ Петровичъ веллъ ихъ сжечь, а ребятишекъ….

— Стыдись, Александръ, стыдись! вспыльчиво перебила Врочка:- теб ли это говорить? Ребятишки!? эти ребятишки заслуживаютъ полнаго уваженія, они кладутъ основу свобод печати…

Разгоняевъ поглядлъ на Тонина; тотъ улыбнулся, и просилъ продолжать…

— Горобца въ карцеръ? вторично перебила Врочка:- и ты это одобряешь Александръ?

— А то какъ же?

— Посл этого нечего и говорить!

Она вскочила со стула и, не простясь, убжала въ переднюю.

Разгоняевъ пожалъ плечами.

— Ребенокъ! отвтилъ Тонинъ, смясь:- это ничего, она завтра же придетъ мириться… Я и не догадался познакомить васъ; вы можете Богъ знаетъ что подумать… Она моя невста, дочь нашего доктора; въ голов еще бродитъ; бредитъ медициной, эманципаціей и всесвтною революціей.

— Но, послушайте, все это было бы смшно….

— Знаю, знаю! То-то и дло, что только смшно! Разв это свое? это изъ подражанія! Тутъ была одна госпожа Горобецъ; вотъ та окончательно свихнулась и бжала съ кмъ-то, а Врочка гостила у нихъ часто, вотъ и все…

III. Странныя метаморфозы

Двнадцать дней Русановъ провелъ въ безпамятств; въ горячешномъ жару. Онъ громко бредилъ Инной, Бронскимъ, припоминалъ мелочи прошлаго, такъ что майоръ, не отходившій отъ его постели, узналъ почти всю его тайну. Онъ ничего не щадилъ для спасенія племянника; составлялся консиліумъ. Старый докторъ, отецъ оригинальной Врочки, мало говорилъ и больше прописывалъ рецепты. Другой, изъ недавно кончившихъ курсъ, наговаривалъ обыкновенно цлую кучу премудрости о кристаллизаціи фосфорнокислыхъ солей въ костяхъ, объ измненіи ея отъ простуды, и отсюда необыкновенно хитрымъ путемъ выводилъ болзнь Русанова, а кончалъ тмъ же — прописывалъ рецептъ. Третій, тоже изъ молодыхъ, бралъ два совершенно различные рецепта и подносилъ майору.

— Коллеги мои — люди очень ученые, говорилъ онъ, — и опытные, и добросовстные практики. Что бы вы однако сдлали, еслибъ это прописали вамъ? Какой рецептъ послали бы вы въ аптеку?

— А прахъ ихъ побери! Никакого не послалъ бы! отвтилъ майоръ съ откровенностію солдата.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза