Марево

Mesdames окружили Русанова, завторивъ ей съ полнымъ удовольствіемъ. Онъ съ минуту крпился, стараясь сохранять серіозный видъ, попробовалъ было нахмуриться, — вышла гримаса; онъ самъ расхохотался.

— Сегодня у меня праздникъ, говорила Ниночка:- сейчасъ отдается приказъ не пускать моего старика, если вздумаетъ пожаловать…

Русановъ пошелъ за ней и послалъ за шампанскимъ.

Пріхали еще двое молодыхъ людей.

— Нашего полка прибыло! оказалъ одинъ изъ нихъ, протягивая руку Русанову.

— Ну прибыло, такъ прибыло! отвтилъ онъ, наливая имъ стаканы.

— Мы привезли музыкантовъ, можно? обратился другой къ Ниночк…

— Да не ломайтесь! отвтила та, опорожняя стаканъ залпомъ.

Музыкантами управлялъ горбатый Бирюлевъ; онъ сильно огорчился по случаю лишенія надзирательской должности; но на ногахъ еще держался, и довольно бойко помахивалъ смычкомъ.

Русановъ много пилъ, бросалъ деньги музыкантамъ, чтобъ они веселй играли, и все-таки не могъ забыться; у него, какъ у всхъ здоровыхъ людей, вино падало на ноги, оставляя голову совершенно свжею. Пьяныя выходки гостей скоро ему опротивли, онъ попробовалъ встать изъ-за стола и не могъ; пришлось съ досадой покориться судьб.

Прибыли новыя лица.

— Ого, го! Здравствуйте, басилъ Игнатъ Васильевичъ Бобырецъ, вваливаясь подъ руку съ Горобцомъ.

— Ninon, кричалъ Коля, обращаясь къ Ниночк, - глядите сюда, какого я вамъ старикашку привезъ: премилый! А? какова? обращался онъ къ Бобырцу:- князь Нжинъ, въ Париж былъ, избалованный мальчишка, понимаете? и тотъ ножки цловалъ…

— А ужь вы не въ гимназіи? Вышли? спрашивала Ниночка.

— Я отъ уроковъ отлыниваю, возразилъ Коля, захохотавъ.

— Какъ я отъ долговъ, крикнулъ другой помщикъ:- лихой гусаръ будетъ!

— Подите вы съ вашими мдными лбами! Вотъ наше призваніе, говорилъ Коля, вынимая тетрадку.

Вс его обступили.

— Сатирическій журналъ? не печатный? новый? слышалось въ кружк.

— Самородокъ, messieurs, самородокъ! Гд издается и какъ я его подучаю, этого я и самъ не знаю! Слушайте!

Онъ откашлялся и сталъ читать.

"Неуважаемые читатели! Открывая новую эру въ русской журналистик, мы спшимъ заявить о числ, свойствахъ и качествахъ нашихъ сотрудниковъ. Страницы эти будутъ украшаться легкою поэзіей Madame…."

Невозможно было разслыхать фамиліи въ общемъ хохот.

"Трансцедентально-казуистическими философскими системами нашего ученаго медвдя Конона Горобца…."

— Го! Го! смотрите! Это не въ бровь, а въ глазъ! гласилъ Игнатъ Васильевичъ.

"Критико-историческими записками и мемуарами отставнаго майора Русанова…." Ба! моралистъ, мое почтеніе кивнулъ головой чтецъ, замтивъ движеніе Владиміра Ивановича, — и… Тутъ ужъ про васъ… "Трудами его племянника о сумасшествіи вообще и о бюрократахъ въ особенности. По части политической экономіи и штопанья старыхъ чулковъ статьи доставляются лордомъ Авениромъ Горобцомъ. Естественныя науки процвтаютъ при содйствіи почетнаго члена многихъ обществъ толченія воды, Александра Тонина, хотя онъ и принадлежитъ къ тмъ членамъ, которые не показываются въ порядочномъ обществ."

— Нтъ, будто ужъ такъ и написано? спрашивалъ кто-то.

— Не врите? Ха! ха! ха!

— Ха! ха! ха! раздавалось кругомъ, — продолжай! продолжай!

"Но я вижу недоврчивыя улыбки на лицахъ читателей; вы сомнваетесь въ томъ, что это наши лучшіе люди. Сомнвайтесь! Плюйте на нихъ! Повергайте никуда не годные авторитеты! Ищите людей новыхъ, людей ищущихъ свободы, составляйте кружки и молчите до времени…."

— Да, вы оперились, крикнулъ Русановъ черезъ столъ, а я думалъ, вы дальше галчатъ не пойдете…

— Я васъ дурачилъ, а вы и поврили, сказалъ Коля, подходя къ нему.

— Такъ вы еще и лжете. Въ ловкія же руки вы попали.

— Я васъ выброшу въ окно! крикнулъ гимназистъ.

— Что у васъ тутъ? Подошли прочіе.

— Вотъ господинъ чиновникъ воображаетъ себя палат и позволяетъ себ дерзости…

— Въ окно! Дльно! Въ окно его! Здсь вс равны, шумела компанія, подступая къ Русанову.

— Вы слыхали "Фенеллу"? крикнулъ Русановъ съ усмшкой, поднимая бутылку и замахиваясь, — кто первый подойдетъ, тому не сносить головы…..

— А чортъ съ нимъ! Продолжай Горобецъ! кричали гости.

— Надоло! отвтилъ тотъ, бросая на столъ литографированный листокъ:- нате, пользуйтесь просвщеніемъ! Музыканты! Рашель-канканъ!

Начались танцы, боле или мене всмъ извстные. Особенно отличалась красивая Полька, которую Коля величалъ панной Лисевичь. Ниночка сла возл Русанова, разлегшагося на оттоманк.

— Охота жь вамъ позволять такія гадости! сказалъ онъ, показывая на танцоровъ.

— А что жъ сь ними длать? Не гнать же ихъ… Напрасно я васъ завезла сюда; вы одинъ, противъ васъ вс… Они тутъ все о чемъ-то совщаются… Я и не пойму… Намедни одного чиновника у паны Лисевичъ такъ поколотили….

"Да эта сторона кукушечьихъ гнздъ ускользала отъ меня," думалъ Русановь: "par o`u la politique va-t-elle se nicher!"

Хмль у него совсмъ прошелъ.

— Тонинъ бываетъ съ ними? спросилъ Русановъ, пораженный новою мыслью.

— Кто такой Тонинъ? Ахъ постойте! Да, да! Они злы на какого-то Тонина, хотли подкинуть ему что-то… Какой-то станокъ… Тутъ одинъ надзиратель съ ними ходитъ, Езинскій…

— Ну? говорилъ Русановъ, оживляясь.