Марево

Онъ прошелъ прямо въ комнатку, которая нкогда смутила майора, и равнодушно осматривалъ блыя обои съ золотымъ багетомъ, низенькую мебель, желзную кровать…. Будто цлая вчность отдлила его отъ недавняго прошлаго…

"Что жь это такое? думалось ему:- что васъ всхъ опутываетъ, давитъ, дышать не даетъ? Почему этого прежде не было? Иди я въ самомъ дд отсталъ? не знаю жизни?"

Онъ сталъ ходить со комнат.

"Какъ бы то ни было, надо хать къ Тонину, надо же добиться правды!"

"Талантъ растетъ въ тиши уединенья, характеръ въ шум свтскихъ бурь, пришло ему въ голову дорогой. Хороши бури!"

Эпитетъ мрачнаго никакъ не шелъ бы къ безобразному зданію губернскаго острога, стоявшаго почти за чертой города. Русановъ насилу отыскалъ квартиру смотрителя, и съ полчаса слушалъ, какъ его будили. — Чуточку! раздавался его молящій голосъ. — Да ну, вставай, спрашиваютъ вдь, ворчала жена. — Ты бы сказала, пускай завтра поутру прідетъ… — Да слышишь ты, очень нужно ему. О, чортъ!

Выползъ толстенькій старичокъ, съ заспанною физіономіей, напоминая всею фигурой жука-карапузика. Русановъ объяснилъ просьбу. Смотритель сказалъ ему, что имъ не получено никакого распоряженія о допущеніи постителей къ арестанту, и потому онъ затрудняется…. Русановъ просилъ его присутствовать при свиданіи; наконецъ кое-какъ уломалъ.

Тонинъ лежалъ на нарахъ, въ грязной, сырой каморк, заложивъ руки подъ голову и глядя въ узенькое оконце.

— Извините, я васъ не знаю; слышалъ только вашу исторію. Чмъ я могу вамъ быть полезенъ? спрашивалъ Русановъ.

— Чмъ же вы можете быть мн полезны? возражалъ Тонинъ:- я я самъ не знаю, за что сижу. Я просто съ ума схожу…

— Не удивительно, когда я и не сижу, да тоже схожу съ ума… Скажите, пожалуста, обморочили они, что ли, губернатора?

— Не знаю, отвтилъ Тонинъ:- вотъ что разв, създите вы къ моей невст; отецъ ея домашнимъ докторомъ у губернатора… Пусть похлопочетъ…

Тонинъ далъ адресъ.

— Еще вотъ что… Впрочемъ, нтъ…

— Да не церемоньтесь, убждалъ Русановъ.

— Пришлите мн чаю и сахару, если это не затруднитъ васъ, сказалъ Тонинъ, покраснвъ. — Когда-нибудь возвращу… А то вотъ дв недли…

Разспросивъ его не нужно ли еще чего, Русановъ пожалъ ему руку и похалъ къ доктору. Врочка вышла къ нему такая веселая, что Русановъ подумалъ будто ей ни чего неизвстно и началъ подготовлять ее издалека.

— Что такое за непріятное извстіе? Пожалуста говорите прямо, перебила она, горделиво поднимая голову.

— Вашъ женихъ….

— Кто такой?

— Тонинъ…

— А! Ну, что же?

— Онъ… имлъ несчастіе попасть… въ тюрьму.

— Туда и дорога!

Русановъ вытаращилъ глаза.

— Такимъ господамъ некуда больше и дваться, прибавила она, вставая.

— Какъ же это? Онъ просилъ, онъ былъ такъ увренъ, что вы примете въ немъ участіе…

— Я? За кого жь онъ меня считаетъ? За сообщницу въ его подлостяхъ?

— Извините, сказалъ Русановъ, поклонился и вышедъ.

"Да это просто арабскія сказки," думалось ему всю дорогу.

На другой день Русановъ сообщилъ все это Доминову и просилъ его совта.

— Охота жь вамъ ввязываться въ такія передряги, сказалъ тотъ. — Вотъ такъ-то вы и попадаетесь…. Ну, какъ это васъ угораздило?

— Что такое? спрашивалъ Русановъ.

— Да, вы и въ самомъ дл ничего не знаете; а мн на дняхъ полицеймейстеръ со секрету такую штучку сообщилъ… Сказать разв? Честное слово, что это останется между нами?

— Честное слово.

— Вы подъ присмотромъ полиціи, шепнулъ Доминовъ. У Русанова и руки опустились.

— Это ничего, успокоивалъ Доминовъ, — узнаютъ васъ и все кончится; я и самъ сдлалъ все что могъ, но будьте осторожны впередъ.

Въ голов Русанова царствовалъ полнйшій хаосъ, когда онъ возвратился изъ присутствія; но онъ съ какимъ-то ожесточеніемъ выдумывалъ новыя гипотезы, терялся въ сотняхъ плановъ, и ни на одномъ не могъ остановиться. Задавъ себ задачу, во что бы то ни стало, добиться толку въ очевидной интриг, Русановъ остановился на той мысли, что тутъ не обошлось безъ Бронскаго. Припоминая студенческіе годы, онъ еще боле убждался въ справедливости своего предположенія: графъ всегда длался коноводомъ всякаго безпорядка. Вліяніе Бронскаго на Колю было не безызвстно Русанову; литографія также не была ему новостью; онъ слышалъ лестные отзывы Бронскаго объ Езинскомъ; этотъ намекалъ ему на участіе важныхъ лицъ. Итакъ игра перешла въ серіозную ставку; эти люди раскидываютъ смена смутъ не на словахъ только, а пользуясь всми средствами, какія доставляли имъ образованіе, богатство, положеніе въ обществ, служебныя связи. Но какая цль? Онъ ршительно терялся; высказывать же свои предположенія въ обществ онъ не ршался, не имя никакихъ доказательствъ.

Вечеромъ пріхала Ниночка и вспорхнула къ нему въ комнату, какъ всегда, беззаботная, беззавтная.

— За что жь это вы дуетесь? прощебетала она, опускаясь въ кресло. — Экая важность! разсуждала она:- засадили человка; мало ли ихъ сидитъ по свту-то? Обо всхъ плакать, слезъ не хватитъ!

— Ниночка! Съ кмъ особенно близокъ былъ Езинскій?

— Съ Полькой Лисевичъ…

— Надо сдлать послднюю попытку. Побывай у ней, осмотри ее комнату…. И если найдешь какія-нибудь бумаги, сейчасъ ко мн!