Марево

— Вотъ ужь пять лтъ, какъ я это исполняю, сказалъ докторъ:- такъ и сдлаемъ: никакого не будемъ посылать. Врьте, мы можемъ только предупреждать болзни; излчивать — никогда! Съ тхъ поръ какъ я держусь этого правила, я честно смотрю въ глаза собратьямъ, и не боюсь услыхать хохота римскаго авгура.

Майоръ не понялъ и половины сказаннаго докторомъ, но сдлалъ по его. Когда Русановъ пришелъ въ память и узналъ объ этомъ, онъ тоже поблагодарилъ доктора за предоставленіе исхода болзни самой природ.

— Не стоитъ благодарности, отвчалъ тотъ:- я знаю, что многіе злятся на меня за такой образъ дйствій; особенно не по нутру придется онъ редакторамъ медицинскихъ газетъ… Но — пусть себ злятся!…

Славное чувство испытываетъ человкъ, возвращаясь къ жизни; точно онъ начинаетъ учиться ходить; все его занимаетъ, и лица окружающихъ, и каждая мелочь домашняго быта, все представляется въ розовомъ свт. Едва ли есть такія потери, такія огорченія, которыя не забываются въ первое время выздоровленія. только мало-по-малу началъ Владиміръ Ивановичъ возвращаться къ прошлому. Что-то кольнуло его, когда онъ нашелъ письмо Инны; неокрпшій мозгъ не выдержалъ и половины его, голова закружилась, мысли начали разбгаться. Русановъ насильно заставилъ себя повторять таблицу умноженія, и нсколько дней не прикасался къ книг. Онъ сидлъ у окна, любуясь яркимъ освщеніемъ осенняго солнца, тми особенными тонами зелени, неба, воды, которые пріобртаютъ они въ конц лта, когда еще не наступило полное замираніе природы, но замтно что-то идущее къ тому, что-то отцвтающее, трогательное, какъ чахоточный румянецъ молодой двушки…

Такъ прошли недли дв. Владиміръ Ивановичъ сталъ выходить въ садъ, возвратился аппетитъ; наконецъ, онъ и объ отъзд сталъ поговаривать. Майоръ все еще удерживалъ его.

Пришелъ и день отъзда. Дорогой Владиміръ нсколько разъ принимался перечитывать письмо, но лицо оставалось покойнымъ; отросшія за болзнь бакенбарды еще боле маскировали выраженіе. На одной станціи онъ закурилъ письмомъ сигару.

"Хуже чмъ у меня въ горячк…. А если это напускъ?" приходили ему въ голову отрывочныя мысли. "Мы? Не нашъ? Что жь такое мы? революціонная партія, что ли?"

Русановъ даже улыбнулся, и самъ сталъ напвать какую-то безсмыслицу:

   О Россея, о Россея, о Роосеюшка моя!
   Широко ты разыгралась, разудалая земля!

А ямщикъ, слушая его, а себ затянулъ:

   Офицерикъ молодой пушку заряжалъ,
   Пушку заряжалъ, въ Кострому-городъ стрлялъ….

Такъ и до городу добрались. Пудъ Савичъ обрадовался возвращенію жильца. Сослуживцы обрадовались тому, что явился лихой помощникъ. Доминовъ обрадовался несказанно.

— Дла столько, что и не оберешься: на дняхъ докладъ, говорилъ онъ, — нате-ка вамъ для развлеченія, — и передалъ ему огромную кипу.

Русановъ взялъ ее съ собой на домъ; по дорог, онъ зашелъ въ гимназію, чтобъ исполнить порученіе Конона Терентьевича, который просилъ развдать о племянник у Тонина.

Молодой надзиратель, къ которому обратился Русановъ, поглядлъ на него какъ-то странно.

— Вамъ господина Тонина надо? ихъ нтъ-съ.

— Вышелъ въ отставку?

— Да-съ, то-есть оно не то что вышелъ… Да вамъ зачмъ? таинственно проговорилъ тотъ.

Русановъ сказалъ.

— Пожалуйте къ главному надзирателю; теперь онъ всмъ завдуетъ…

— А кто у васъ главный?

— Езинскій, Іосифъ Казиміровичъ. Онъ теперь правая рука инспектора, въ такое довріе вошелъ, что не надивимся….

— Ну, что каковъ у васъ новый инспекторъ?

— Да какъ вамъ сказать? и ума не приложимъ, что это такое значитъ. На первыхъ-то порахъ такъ на всхъ накинулся, все это по своему вертитъ; такая дружба съ господиномъ Тонинымъ пошла, а тутъ вдругъ меньше, да меньше сталъ заглядывать въ классы; слышимъ-послышимъ, ужь онъ и выговаривать Тонину-то сталъ: отъ васъ, дескать, что ни день то безпокойство; а вотъ Іосифъ Казиміровичъ ничего до меня не доводитъ, и въ классахъ у него тихо, и все такое…. А тутъ въ скоромъ времени Тонину и въ отставку велли подавать….

— А самого инспектора можно видть?

— Пожалуйте къ нимъ на квартиру; они нын рдко бываютъ, кром классовъ…

Русановъ засталъ Разгоняева въ кабинет, за письменнымъ столомъ. Тотъ принялъ гостя и любезно, и немножко натянуто, какъ всегда бываетъ, когда гость помшаетъ интересному занятію.

Онъ сказалъ Русанову, что Горобецъ учится порядочно, что и въ поведеніи сталъ исправляться съ тхъ поръ какъ устранено изъ заведенія одно лицо, имвшее вредное вліяніе на нравственность воспитанниковъ; и разговорился вообще о преподаваніи, особенно когда Русановъ напомнилъ ему о его литературныхъ трудахъ.

Русановъ скоро откланялся….