Марина из Алого Рога

— Ну, да, Anastasius Gr"uhn, нетерпливо повторилъ князь, — псевдонимъ графа Ауерсперга, un pair d'Autriche aujourd'hui… Въ прошломъ году я на Траунзее жилъ въ одномъ отел съ однимъ фельдмаршалъ-лейтенантомъ, старикомъ; такъ тотъ даже плакалъ, говоря о немъ… Я и прочелъ. Dio mio, какая скука!

— Къ чему же ты читалъ?

— Нельзя, — надо!… Я все читаю, нужное и ненужное… Я всхъ ихъ одолвалъ, всхъ этихъ Гервеговъ, Платеновъ, Фреймегратовъ.

— Вдь ты ничего въ поэзіи не смышлишь, Пужбольскій? сказалъ ему на это графъ съ улыбкой.

— Ну да, не смыслю! отгрызся онъ, — потому что не восхищаюсь, какъ ты, стихами, гд семьдесятъ пять тысячъ существительныхъ и ни одного глагола, твоимъ знаменитымъ "шопотъ, робкое дыханье", или тамъ у Гете: о Lust, o Wonne, о Erd'.. o Son'…

Онъ обрзалъ вдругъ, на полуслов, и уставился на подходившаго въ это время медленными шагами къ балкону пожилаго, сутулаго и прихрамывавшаго человка въ синемъ армяк и порванной, рыжей отъ времени, мховой шапк, надвинутой на самыя брови.

— Это вчерашній кузнецъ, сообщилъ князь Завалевскому, обернувшемуся въ ту же сторону. — Quel type! Настоящій Книппердолингъ!

— Откуда у тебя все это берется! пожалъ плечомъ графъ.

— А ты не помнишь Книпердолингъ — le Малюта Скуратовъ, l'ex'ecuteur des hautes oeuvres de Jean de Leyde… Погляди на эту скверную харю! уже шопотомъ примолвилъ онъ.

Дйствительно, лицо, обезображенное оспой, большіе, далеко другъ отъ друга отстоявшіе, волчьи зубы, срые недобрые глаза, глядвшіе угрюмо изъ — не подъ бровей, которыя были у него рдки, словно выжжены, — а изъ-подъ низко свисшей со лба на глаза кожи, рзкимъ краснымъ цвтомъ обозначавшей линіи этихъ бровей, и — когда онъ, не торопясь, снялъ шапку предъ господами, — огромная голова вся въ бурыхъ вихрахъ:- такова была незавидная наружность кузнеца, поднявшагося теперь на третью ступеньку балкона и безъ словъ, словно чего-то ожидая, выглядывавшаго снизу на Завалевскаго.

— Что теб нужно, любезный? спросилъ графъ.

— На счетъ вчерашняго, не тотчасъ же послдовалъ отвтъ.

— То-есть, что это на счетъ вчерашняго?

— Извстно, — шину наваривалъ. Шапка кузнеца заходила въ его рукахъ, и глаза исчезли подъ опустившеюся на нихъ кожей.

— Разв ты не получилъ, что теб слдуетъ?

— Вдомо, что не получалъ, язвительно и уже совсмъ отворачиваясь отъ вопрошавшаго, отвчалъ онъ.

— Постой, постой, любезный! вмшался князь. — Во-первыхъ, какъ тебя звать-величать?

— Осипомъ, угрюмо отрзалъ кузнецъ.

— Такъ позвольте же васъ, господинъ Осипъ, — не знаю по отчеству какъ, — позвольте спросить: не я-ли теб вчера собственною рукой моею вручилъ два серебряные рубля въ вид двухъ желтенькихъ и притомъ новешенькихъ бумажекъ?

Шапка еще зле замоталась между пальцами "Книппердолинга".

— Такъ, можетъ, вы на чай дали… а разв шина два цлковыхъ стоитъ?

— Именно, именно! запищалъ Пужбольскій:- моей великой милостью твоей великой лности на чай далъ, потому ты меня тамъ изъ дрянной шины три часа продерживалъ! Да за скиру взялъ ты съ меня, что захотлъ! А за работу теб ни гроша не слдуетъ, потому при теб говорилъ мн кучеръ, что везъ насъ, что нанятъ ты управляющимъ погодно, на вс работы по экономіи… такъ ты только обязанность свою справилъ.

— Такъ мало-ль что станетъ кучеръ врать! сипло отрзалъ кузнецъ, придерживаясь рукой за перила и переступая съ хромой ноги на здоровую.

— А если онъ вралъ, такъ что-жь ты тогда же ему не сказалъ, при мн? а ты съ тмъ и ушелъ въ свою дыру, ничего не сказавши!…

— Ты, любезный мой, говори толкомъ, началъ опять графъ, — ты какъ нанятъ на экономію работать: погодно, или поштучно?

— Погодно, отвчалъ тотъ не смущаясь, — будто все дло не разршалось этимъ.

Пужбольскій чуть не захлебнулся отъ негодованія.

— Ты послушай, послушай, господинъ Осипъ, зашиплъ онъ, — ты мн скажи: ты посты соблюдаешь?

Изъ-подъ красной кожи выглянули опять недобрые глаза "Книппердолинга" и мрачно остановились на княз.

— А то какъ же?… Хрестьянинъ тоже! отвчалъ онъ.

— И ни разу, ни разу не случалось теб оскоромляться?

— Богъ миловалъ!…

— Такъ какъ же это ты, какъ же, продолжалъ захлебываться Пужбольскій, — посты блюдешъ, въ душеспасительность груздя и сырошки вришь, а въ Божьи заповди не вришь!… Или, можетъ, ты и не знаешь, что говоритъ осьмая заповдь?

— Перестань, пожалуйста, сказалъ ему по-французски Завалевскій, — а ты, мой любезный, обратился онъ въ кузнецу, — коли имешь какую-нибудь претензію, ступай въ управляющему; ты съ нимъ рядился…

— Что мн въ управляющему ходить! дерзко пробурчалъ Осипъ, спускаясь одною ногой со ступени, — сами князья-графы, знаете, почитай, что не годится бднаго человка обиждать…

— Il est so^ul, le gredin! сверкая глазами, вскочилъ съ мста своего Пужбольскій.