Марина из Алого Рога

— Чаю?… Я пила… Впрочемъ, я всегда готова пить чай, ршила она вдругъ и — какъ вскидываетъ разомъ крыльями испуганная птица и такъ-же разомъ опускается на втку, — перепорхнула черезъ ступени и очутилась на балкон, предъ чайнымъ столомъ, въ кресл только-что покинутомъ Пужбольскимъ.

— Не помню, представлялъ-ли я уже вамъ моего друга, князя…

— Ну, конечно, перебила она, — мы еще вчера познакомились съ нимъ, когда… я вамъ ключъ отъ рдкихъ книгъ приносила… Что же вы стоите, господинъ… князь?…

Пужбольскій поклонился и, не садясь, глядлъ на нее во вс глаза.

— Зачмъ вы такъ смотрите? досадливо сдвинула она опять брови.

— Я на вашъ долманъ заглядлся, поспшилъ онъ извиниться.

— Какой долманъ? Это? Она вскинула плечомъ.

— Да, — очень красиво, я нахожу…

— Это молдаванская кофточка; одинъ былъ тутъ грекъ табаководъ, — такъ онъ прислалъ мн изъ Бухареста…

— Это не молдавскій, а венгерскій покрой, тотчасъ же замтилъ всезнающій Пужбольскій, — все тотъ же типъ длинной куртки, de la veste longue, долмана, который носятъ гонведы, гусары…

— Гусары? засмялась Марина-и взглянула на Завалевскаго.

— На венгерскомъ язык гусъ-ара значитъ тысяча копій, mille lances, объяснилъ князь при семъ удобномъ случа.

— Ну, и прекрасно, перебила его двушка, — а еще лучше, что оно вамъ нравится…

— Да, очень! Женщины всегда должны были-бы носить что-нибудь волнующееся, накинутое на плечи. Это придаетъ какой-то легкій и вмст съ тмъ гордый видъ…

— Я сама гордая! провозгласила неожиданно Марина.

Пужбольскій нсколько смшался, — онъ былъ вообще конфузливъ съ женщинами; ему показалось, что двушка съ какимъ-то намреніемъ сказала это… но вмст съ тмъ красота ея производила на него такое неотразимое впечатлніе…

— Вы имете на это право, проговорилъ онъ не совсмъ увренно.

— А почему вы думаете? быстро взглянула она на него.

Онъ улыбнулся.

— Еще древній поэтъ сказалъ, что гордость — естественное послдствіе красоты [4] и…

— И пристала ей — какъ венгерская куртка, докончилъ засмявшись графъ.

— Какой же это древній сказалъ? сдерживая улыбку, спросила Марина.

— Овидіемъ звали его, отвчалъ Пужбольскій.

— Ахъ, это латинскій? Она скорчила презрительную гримаску. — Только на такомъ пустомъ язык и можно говорить такія пошлости, какъ вы сейчасъ сказали!… А вы, значитъ, классикъ, классикъ! жалостливо глядя на князя, тянула Марина…

— Неужели и вы тоже? вскинула она вдругъ свои большіе искристые глаза на графа, — и вы?…

Онъ улыбался — самымъ уголкомъ рта, замтила она, — и эта полузадумчивая, полунасмшливая улыбка несказанно нравилась ей…

— Вы также занимаетесь этими лингвистическими окаменлостями? приставала она къ нему, уже боле для того, чтобъ онъ еще уголкомъ, уголкомъ…

Пріятели переглянулись и чуть-чуть не покатились оба.

Марина это замтила… и вдругъ оскорбилась:

— Вамъ, можетъ-быть, проговорила она надменно и нсколько въ носъ, — вамъ совсмъ не желательно со мною разговаривать, а вы только такъ… снисходите?…

"Боже мой, какъ ихъ всхъ бдныхъ исковеркали!" подумалъ Завалевскій. — Подумайте, молвилъ онъ, межъ тмъ какъ Пужбольскій, весь красный, принимался было разуврять ее, — подумайте, молодая особа, — и онъ строго глянулъ ей въ глаза своими спокойными глазами, иметъ-ли какое-нибудь здравое основаніе то, что вы сейчасъ сказали?

Она растерялась неожиданно:

— Вдь вы же аристократы, титулованные! чуть не со слезами проговорила она въ объясненіе.

Онъ засмялся.

— Если это можетъ васъ нсколько утшить, то я скажу намъ, что ддъ мой, первый графъ Завалевскій, былъ статсъ-секретарь и большой человкъ при Екатерин; зато отецъ его, а мой праддъ, былъ отъ сохи взятъ въ солдаты… Если-бы мы жили во времена монархической Франціи, я бы въ королевскихъ каретахъ не имлъ права здить…

Марина открыла большіе изумленные глаза: — она не поняла…

Пужбольскій торопливо, со всевозможными подробностями, поспшилъ объяснить ей, что значило "monter dans les carosses du roi", и сколько нужно было "quartiers de noblesse" для этого, и какъ все это происходило при версальскомъ двор…

— Вы точно тамъ жили, со всми этими уродами, замтила ему Марина.

— Его-то повезли бы dans les carosses! все такъ же весело сказалъ графъ:- онъ отъ Рюрика въ прямомъ колн летитъ внизъ. Древенъ!..

— Древенъ! повторилъ князь и тотчасъ же вскипятился:

   — "И чмъ древне ваши предки,
   Тмъ больше съли батоговъ!"

— Вотъ что сдлала изъ русской аристократіи московская татарщина! Есть чмъ у насъ хвалиться древностью рода!…

— А не будь этой московщины, которую ты такъ ненавидишь, отрзалъ ему на это Завалевскій, — ты былъ бы теперь нмецъ или подданный султана.

— Какъ? запищалъ, схватываясь за волосы, пламенный князь, — потому что какой-нибудь Калита и вс эти кулаки…

— Я тебя спрашиваю, съ невозмутимымъ хладнокровіемъ продолжалъ тотъ, — желалъ-ли бы ты въ эту минуту быть секретаремъ посольства его величества Абдулъ-Азиса при внскомъ двор?