Марина из Алого Рога

— Врно, Марина Осиповна! улыбнулся ей на ходу Завалевскій:- но если у васъ у самихъ ничего свтлаго на душ не будетъ, съ чмъ придете вы къ нимъ на утшеніе? Если у васъ у самихъ никакого не будетъ здороваго содержанія, чему научите вы ихъ, чмъ могли бы они сами помочь себ, безъ чего ничто имъ не поможетъ? Прусское поморье, подите, обдлено природой похуже, чмъ вятскіе лса, — а тамъ древесной коры не стъ никто, и на Ршетниковыхъ никто въ Пруссіи не воспитывается!

Марина не нашла отвта; она и не искала его, она ему на-слово поврила…

— Нтъ, вы себ вообразите страну, гд литература выработала бы себ единственно типы Афроськи съ Сысойкой! отчаянно топоталъ между тмъ предъ ней князь Пужбольскій. Смхъ такъ и пронималъ двушку, глядя на него.

— Это даже преудивительно, забасилъ Іосифъ Козьмичъ:- въ резиденціи, въ центр такъ-сказать всего, и кто это тамъ умами руководитъ, камертонъ, скажемъ, въ этомъ кругу газетномъ держитъ!… Жилъ у меня тутъ съ полгода въ контор одинъ изъ университета, сосланный… Ну бывало по вечерамъ, отъ нечего длать, разспрашиваешь его… Такъ, слово вамъ даю, я даже не врилъ сначала! Какой-нибудь тамъ "сынъ свободнаго художника", "купеческій племянникъ", отставные канцеляристы да семинаристы, всякія "оберъ-офицерскія дти", да "технологи" какіе-то, — словомъ, что ни газетчикъ, то разночинецъ!…

— Ну, это все равно, какой бы чинъ на нихъ ни былъ! недовольнымъ тономъ замтилъ графъ.

— Нтъ, позвольте-съ! обидчиво возразилъ г. Самойленко. — Не въ чин дло!… Настолько требованія вка мн извстны, и я не въ тому-съ… А что если на человк нтъ порядочной общественной клички, — значитъ онъ ни какихъ себ правъ образованія пріобрсти не умлъ, нигд, значитъ, не учился…

— Не учился, потому наврное не могъ, средствъ не было, все бдность! горячо вступилась Марина.

— Такъ онъ и сиди въ своей дыр; будь скроменъ! загорячился Пужбольскій; а то вдь онъ, невжда круглый, въ судьи и законодатели лзетъ, онъ на русскомъ темномъ царств Адиссона и Лессинга собою изображаетъ!…

— А Лессингъ, между прочимъ, прервалъ себя князь, обращаясь въ двушк, - былъ тотъ же нашъ братъ, славянинъ, изъ Лужичей, и назывался не Лессингъ, а Lessis… такъ и подписывался самъ сначала… то-есть, Лсикъ, отъ Лса…

— Я даже такъ полагаю, продолжалъ разсуждать Іосифъ Козьмичъ, — Что такъ какъ самъ онъ, выходитъ, ни рыба, ни птица, то и претитъ, какъ чорту ладанъ, его плебейству всякій благорожденный человкъ, а пуще еще того коли съ талантомъ… Ну, и надрывается онъ на него какъ песъ голодный. А что ужь эти они своему брату отчитываютъ, такъ, даю вамъ слово, перечтешь иной разъ, глазамъ не вришь!… Вдь до того-съ доходитъ, что другъ друга это они "плевальницами", "гнилыми бутербродами" и "вонючими клопами" печатно, пе-чат-но-съ потчуютъ!… Тьфу, сволочь! заключилъ надменный г. Самойленко и плюнулъ отъ избытка негодованія въ жасминный кустъ, подл котораго сидлъ онъ.

— Да-съ, это некрасиво! вздохнулъ Завалевскій, проводя себя рукой по лицу. — Но, скажите, кого же винить въ этомъ: ихъ-ли, или то общество, которое создаетъ ихъ и поощряетъ? Вдь эти молодцы плоть отъ плоти нашей, вдь это перлы нашей молдаво-валахской цивилизаціи!… Въ области печатнаго слова, давно сказано, на одного честнаго писателя приходится вообще по десяти Фальстафовъ. Весь вопросъ въ объем того, что можетъ позволить себ Фальстафъ. Попробуй онъ въ Англіи, напримръ, доказывать, что королева Елисавета, или, положимъ, Нельсонъ, или Веллингтонъ были не что иное какъ "непроходимые пошляки", или обозвать "дрянью" такихъ непервостепепныхъ даже поэтовъ, какъ Кольриджъ или Теннисонъ, такъ вдь онъ отъ насмшекъ и groan'адолженъ будетъ дйствительно уйти со срамомъ въ свою дыру, какъ выражается Пужбольскій… А у насъ, скажите, воскликнулъ Завалевскій, внезапно зазвенвшимъ глубокою грустью голосомъ. — скажите, осталось-ли теперь хотя одно славное и честное національное имя, отъ Пожарскаго и Скопина до Карамзина и Пушкина, которое не было бы оплевано и оболгано самымъ беззастнчивымъ, наглымъ образомъ?… А русскій читатель ничего, — ухмыляется себ, да бороду поглаживаетъ!..

— Мало того, полное сочувствіе наглецу оказываетъ! снова вскипятился Пужбольскій. — Вотъ, говоритъ, какъ ловко этихъ историческихъ аристократовъ пробрали! Потому что милъ онъ ему, русскому читателю, этотъ журнальный капралъ, взявшій палку въ руки! Онъ и дрожитъ предъ нимъ, и любитъ его, потому что это въ натур его сидитъ, — какъ онъ себя тамъ либерала ни корчи, — любитъ, чтобы палкой били, кто бы ни билъ и за что бы ни били!…

— Это ужь точно! широко ухмыльнулся и закивалъ головой Іосифъ Козьмичъ. — У меня, молъ, ничего святаго нтъ, валяй по всмъ!…

— Ничего святаго… да! — глухо, какъ бы испуганно повторилъ Завалевскій. — И ненависть къ родной земл… И на этомъ возросло цлое поколніе!…

Онъ не докончилъ, усталымъ движеніемъ опустилъ голову на грудь и зашагалъ опять по балкону.

Марина слдила за нимъ во вс глаза…