Марина из Алого Рога

— Презираю! воскликнулъ Пужбольскій. — Да, и ненавижу! Я воспитывался не здсь, не въ Россіи… и до сихъ поръ привыкнуть не могу!… Мн, сколько я себя только помню, всегда были ненавистны дв вещи: варварство и притсненіе!… Въ какомъ бы вид это ни представлялось, я не переношу… Но когда претендуетъ царить грязная толпа, или наглый арлекинъ-невжа становится вожакомъ и учителемъ общества, — противъ такого деспотизма я, да, я съ ножомъ готовъ ползть!…

Марина не отвчала, она внезапно задумалась… что-то опять какъ бы знакомое, какъ бы уже пробгавшее въ ея душ звучало теперь для нея въ разгнванной рчи этого аристократа… Она вспоминала лохматыхъ и немытыхъ учителей алорожскихъ школъ, и глинскаго "мученика", Гармодія, и гадливое ощущеніе, которое она превозмочь въ себ не могла, когда знакомили они вс ее съ современнымъ міровоззрніемъ, и какое тяжелое чувство неудовлетворенія выносила она каждый разъ изъ этихъ бесдъ…

Гнвъ Пужбольскаго тмъ временемъ совершенно соскочилъ съ него. Солнце начинало огибать лвый уголъ дворца; золотой лучъ, скользя сквозь темные листы сосдняго большаго оршника, то обводилъ какимъ-то робкимъ и ласковымъ ободомъ опущенную голову двушки, то сверкалъ жгучею искрой по золотой серьг на кончик ея маленькаго прозрачнаго уха, и Пужбольскій съ какимъ-то ребяческимъ удовольствіемъ слдилъ глазами за его перебгающимъ сіяніемъ и спрашивалъ себя теперь: дйствительно-ли походитъ Марина на Santa Barbara Пальмы Веккіо, — или скоре напоминаетъ она свтлымъ выраженіемъ молодаго лица тотъ, любимйшій его изъ всхъ шести или семи портретовъ Елены Фремонъ, второй жены Рубенса, что въ Мюнхенской старой пинакотск, тотъ портретъ, гд старый, влюбленный и счастливый мужъ-художникъ изобразилъ ее въ три четверти, во всемъ блеск женственной красоты и роскоши, въ пышной голубой ток, съ стоящимъ на ея колн пухлымъ, розовымъ, голымъ младенцемъ, въ ток же съ краснымъ перомъ на блокурой головк…

— Какое хорошее имя вамъ дано, mademoiselle Марина! сказалъ онъ вдругъ.

Она встрепенулась.

— Что же такого хорошаго? Та же Марья!…

— Да совсмъ нтъ! словно обидли его, воскликнулъ онъ, — вовсе не Марья, а Марина, — marina, то-есть морская, отъ mare, море!…

— Въ самомъ дл! удивилась она.

— Еще бы! Оттого и говорю, что хорошее, и идетъ вамъ отлично вдобавокъ!…

— Отчего же такъ идетъ? засмялась она.

— Оттого, что вся вы, ваша наружность, нравъ вашъ, — все это abyssum maris, — бездна морская!…

— Что же, уже совсмъ расхохоталась Марина, — значитъ, я измнчива, какъ волна? Гд это сказано?…

— Сказано это у Шекспира, — но его "perfid as wave" вовсе не значитъ "измнчивая", а "коварная" какъ волна, и это къ вамъ вовсе не относится, и не то хотлъ я сказать…

Пужбольскій съ невольною нжностью въ заискрившемся взор взглянулъ на двушку…

— Я хотлъ сказать, продолжалъ онъ, — ну возьмемъ ваши глаза, напримръ: они именно какіе-то всепоглощающіе и всеотражающіе… глубокіе, голубые и красивые… какъ море…

Марина подняла на него эти "всеотражающіе" глаза и покраснла.

— Вотъ, напримръ, этого, промолвила она, сдвинувъ брови, — онъ… графъ… никогда бы мн не сказалъ!…

— Онъ не сказалъ бы вамъ, что вы… красивы?…

— Да, вспомнила она, и широко улыбнулась, вспомнивъ, — можетъ быть… но не такъ!…

— Иначе? шутливо сказалъ князь, Богъ знаетъ какъ обрадовавшись ея улыбк, безъ чего онъ бы окончательно растерялся.

— Да! ршительнымъ голосомъ отвчала Марина: — онъ хорошій, не правда-ли? И не ожидая отвта:- у него дтей нтъ? спросила она.

— Нтъ; онъ и женатъ никогда не былъ… А къ чему вы это спросили?

— Такъ… И они были бы такія же хорошія… А такіе теперь нужны, молодые!… Какое онъ вотъ прекрасное заведеніе хочетъ устроить! Вотъ это называется: чело-вкъ! протянула Марина. — А скажите, отчего это онъ никогда не женился?

— Ну, das weiest der liebe Kukuk! отвчалъ, смясь, Пужбольскій.,

— Это что значитъ? Я по-нмецки швахъ…

— Это значитъ, что надо кукушку спросить, — она можетъ быть знаетъ, а я не знаю…

— А вы были, — или и теперь женаты?

— Богъ миловалъ!

Она опять расхохоталась.

— Вотъ это правда! женитьба такая гадость!…

— Вы находите?

— А то какъ! Бракъ, извстно, — обветшалое, стснительное и цленесообразное учрежденіе!

— О, Господи, даже страшно, какъ вы это все перечислили! комично проговорилъ князь.

— А вы бракистъ?

— Что-съ? даже испугался. Пужбольскій.

— Вы за бракъ? За церковный бракъ?…

— Нтъ, — я за здравый смыслъ, отвчалъ онъ серьезно.

Марина вспыхнула.

— А здравый смыслъ, по-вашему, пылко возразила она, — велитъ стснять свое чувство, велитъ скрипть всю жизнь рядомъ съ человкомъ, котораго не любишь или котораго перестала любить?…

— А у Завалевскаго хорошія были бы дти, вы полагаете? неожиданно отвчалъ Пужбольскій вопросомъ на вопросъ.

Она озадаченно взглянула на него.

— Ну, конечно!

— А мать ихъ, — потому я смю полагать, что непремнно должна быть какая-нибудь мать, чтобы могли быть дти…

— Вы опять съ вашимъ вздоромъ! и разсердилась, и засмялась Марина.