Марина из Алого Рога

Подъ высокими, раскидистыми липами съ ихъ фантастически поблднвшею зеленью отъ свта ярко пылавшаго насупротивъ костра, за столомъ, уставленнымъ всякими тарелками, банками и бутылками, — сидли "гости", князь и княгиня Солнцевы, и рядомъ съ ними Іосифъ Козьмичъ, надменный, любезный — и счастливый, какъ никогда еще въ жизни, быть можетъ, не бывалъ. Онъ уже цлый часъ провелъ въ обществ настоящей, столичной княгини и самодовольно сознавалъ, что не ударилъ предъ ней лицомъ въ грязь и даже усплъ внушить ей — или онъ очень ошибается, — высокое мнніе о себ, и что это несомннно явствуетъ изъ той видимой аттенціи, какую она ему оказываетъ… Со свойственною ему проницательностію онъ съ перваго же раза смекнулъ, что эта тонкая, гибкая, тихо и сладко, будто ручей, воркующая женщина — сила, а что состоящій при ней красивый и самоувренный супругъ изъ придворныхъ — такъ себ, ничего, въ род подкладки жениной юбки. Въ силу такого соображенія онъ исключительно на ней сосредоточилъ всю свою любезность; Солнцеву же давалъ только отвты, когда тотъ обращался къ нему съ какимъ-либо вопросомъ, отвчалъ милостиво, снисходительно и съ извстнымъ оттнкомъ насмшливости, вызываемой въ немъ этими вопросами Солнцева…

— Вотъ и наши! замтивъ первый подходившихъ, провозгласилъ онъ, не трогаясь впрочемъ съ мста и даже съ намренною небрежностью развалясь на своемъ стул.

— Владиміръ! воскликнула княгиня, поспшно вставая, и пошла съ обими протянутыми руками на встрчу графа, — не ожидалъ?…

— Нтъ, признаюсь, — по крайней мр такъ скоро, отвтилъ Завалевскій. — Тмъ лучше! промолвилъ онъ учтиво, протягивая руку подбжавшему къ нему съ какою-то заискивающею улыбкою Солнцеву… — Въ чемъ вы сюда отъ станціи желзной дороги добрались?…

— А мы выслали туда напередъ изъ Москвы нашъ дормезъ… Nous tenions `a vous faire une surpise, cher cousin…

Онъ не усплъ кончить, какъ Іосифъ Козьмичъ, тяжело привставъ, двинулся впередъ и прервалъ его своимъ басомъ:

— Позвольте, княгиня, представить вамъ дочь мою, Марину Осиповну!…

Княгиня успла уже все замтить, все соообразить: и рдкую красоту Марины, и возбужденный видъ Пужбольскаго, готоваго видимо раскипятиться самымъ откровеннымъ образомъ, еслибы двушк не оказано было должное вниманіе, и безпокойно заморгавшіе глаза Завалевскаго при этомъ представленіи ей Марины господиномъ Самойленкой…

Лицо ея приняло то очаровательное выраженіе милоты и искренности, которымъ владла она до степени высшаго совершенства… Она протянула об руки, почти насильно схватила ими опущенныя, холодныя руки двушки и, заглядывая ей подъ рсницы своими загадочными египетскими глазами:

— Полюбите насъ, проговорила она какимъ-то въ душу просящимся голосомъ, — я смю просить васъ объ этомъ, потому что васъ нельзя не полюбить съ перваго же раза!… И какъ бы въ объясненіе этой необычной нжности перваго привта:

— Безукоризненно, какъ древняя нимфа, хороша! слышнымъ шопотомъ, въ полоборота повернувъ голову къ пыхтвшему отъ самодовольства Іосифу Козьмичу, сообщила ему княгиня…

— Alexandre! воскликнула она тутъ же, какъ-бы только-что увидавъ Пужбольскаго… — Нтъ, нтъ, не подходите ко мн, я васъ знать не хочу! Вообрази, обратилась она къ графу, — онъ, по возвращеніи изъ Рима въ этомъ году цлую недлю прожилъ въ Петербург, каждый день бывалъ у Anna Zawolski, съ которой мы живемъ на одной улиц… а мн хоть-бы карточку забросилъ!…

— На что вамъ, политической женщин, такой безполезный тунеядецъ, какъ я? отшучивался Пужбольскій.

— И вмсто извиненія, еще грубости говоритъ! продолжала жаловаться княгиня своимъ пвучимъ и ровнымъ голосомъ.

— C'est un vieux-catholique mon cousin, неожиданно прыснулъ со смха Солнцевъ, — il ne reconnait pas votre infaillibilit'e, princesse!… [9]

— Солнцевъ, вдь это не твое! засмялся въ свою очередь Пужбольскій:- у кого ты это подслушалъ, говори, у кого?…

— А вдь хорошо! Согласись, что хорошо! продолжалъ Солнцевъ заливаться смхомъ.

Княгиня тихо повела взоромъ на мужа, потупилась и закусила нижнюю губу своими блыми и ровными зубами…

— Маринушка, — въ самовару! хозяйничалъ тмъ временемъ Іосифъ Козьмичъ:- княгиня никакъ не согласилась кушать чай, прежде чмъ вы вернетесь…

Марина молча подошла въ чайному столу. Солнцева, Завалевскій и г. Самойленко послдовали за нею…

— Mon cher, d'o`u avez vous d'eterr'e cette splendide cr'eature? [10] воскликнулъ Солнцевъ, когда они съ Пужбольскимъ остались, по театральному выраженію, одни на авансцен.

Пужбольскій такъ и ощетинился.

— Ты слышалъ, кто она… И совтую — не продолжать: предварилъ онъ рзко взвизгнувшимъ голосомъ всякую попытку Солнцева продолжать разговоръ на эту тему.

— А ты что же… ревнуешь? оторопло ухмыльнулся тотъ.

Глаза Пужбольскаго сверкнули… Онъ поднялъ ихъ на Солнцева, — разглядлъ при яркомъ свт востра его свжее, гладко выбритое лицо, круглую ямочку на подбородк, откладные воротнички `a la Gambetta, и гвардейскіе, вверху приподнятые усы, — и безцеремонно расхохотался ему въ носъ.