Марина из Алого Рога

— Ты давно забритъ, и даже генералъ, засмялся Пужбольскій, — ты долженъ быть радъ этой воинственности!

— Je n'en suis plus! возразилъ тотъ.- Ind'ependance compl`ete, mon cher, — charg'e de cour! [12] объяснилъ онъ это свое независимое положеніе.

— Жаль, Солнцевъ, жаль, — я все разсчитывалъ, что, въ случа войны, ты меня въ адъютанты возьмешь. Мы бы съ тобою непремнно Лейпцигъ покорили!…

— Mon cher, сказалъ Солнцевъ, — on n'a jamais voulu m'employr!… Не моя вина! и онъ презрительно повелъ глазами.

— А про гимназіи ты слышалъ? заговорилъ онъ опять, закладывая руки за жилетъ. Очень хорошо въ какой-то газет про это было сказано: систематическая кретинизація несчастныхъ дтей… C'est bien `ea. Une cr'etinieation syst'ematique…

— Не твоихъ, во всякомъ случа, смялся Пужбольскій, — у тебя ихъ нтъ! Или ты, можетъ быть, прячешь?…

— О, фыркнулъ Солнцевъ, — еслибъ у меня были свои дти, я бы конечно въ матушк-Россіи ихъ не воспитывалъ!…

— Куда же бы ты ихъ двалъ?

— Куда? и онъ съ сожалніемъ взглянулъ на своего собесдника.- En Angleterre, mon cher! Я бы сдлалъ comme Tata Kargopolski: она своихъ двухъ старшихъ, Sanny et Djinny, посылаетъ въ Оксфордъ…

— Въ Оксфордъ — чтобъ избавлять ихъ отъ ужасовъ латыни? воскликнулъ Gужбольскій, такъ и приплясывая отъ удовольствія, которое доставляла ему беcда съ просвщеннымъ кузеномъ.

— Oui, mon cher, oui, — pour en faire des hommes pratiques! торжественно возгласилъ Солнцевъ, — потому… ты только подумай, — Что наша жизнь? Реализмъ!.. Вдь ты согласись: жизнь наша — реализмъ, tout ce qu'il y a de plus r'ealisme!.. И вдругъ нашихъ дтей, дтей нашего вка какимъ-то Виргиліямъ будутъ учить!.. Mais c'est donc d'une absurdit'e r'eactionnaire au dessous de toute critique!.. [13] Вдь ты подумай, — мы, мы, разв этому насъ учили?.. И намъ уже не нужно было!.. Et songez donc que le si`ecle a encore march'e depuis! [14].

Пужбольскій какъ сидлъ, такъ и повалился въ спинку своего сиднья.

— Воинъ, педагогъ и либералъ, — Солнцевъ, будь у меня власть, я бы тебя сейчасъ поставилъ во глав русскаго просвщенія! крикнулъ онъ ему, чуть не задыхаясь отъ смха и посылая ему поцлуй рукою.

— Eh bien, avec tout cela, mon cher, пресерьезно отвчалъ на это тотъ, — avec tout cela on n'a jamais voulu m'employer!.. Lorsque tant d'autres… промолвилъ онъ и, не докончивъ, еще разъ передернулъ плечами.

Ни единое слово этого разговора не ускользнуло отъ княгини Солнцевой. Ея словно отяжелвшія вки поднялись на графа съ выраженіемъ глубокаго страданія:

"Ты видишь, — суди же: легко-ли мн?" говорили эти глаза.

Но не понялъ, или не хотлъ понять Здвалевскій: его глаза остались нмы и безучастны.

Дина тотчасъ же перевела свои на Марину.

— Какъ хороши ваши мста! заговорила она. — Я хала и все восхищалась… Лсовъ такихъ прелестныхъ я не видывала никогда… И югомъ уже ветъ у васъ.

Марина не отвчала.

— Вы остались довольны вашею прогулкой? начала опять княгиня. Легкая улыбка, блуждавшая на ея губахъ, имла такое выраженіе, что она обратилась въ двушк съ первымъ попавшимся вопросомъ не съ цлью получить отвтъ, а лишь для того, чтобъ имть новый случай взглянуть на нее, полюбоваться ея красотой.

— Это ихъ надо спросить, кивнула Марина на графа и Пужбольскаго, — мн не въ первый разъ!

Ей было невыносимо.

Іосифъ Козьмичъ покосился на нее — и даже покраснлъ слегка.

— Нашъ Алый-Рогъ по живописности пресловутому Пслу не уступитъ, крякнулъ онъ, улыбаясь княгин.

— Пслу?… Пселъ?… повторила та, припоминая. — Ахъ, да, у Гоголя… въ Малороссіи, Вечера на хутор… Владиміръ, помнишь, — чтенія наши; въ Москв… тому сто лтъ!

Она замолкла вдругъ, словно подавленная нахлынувшими на нее воспоминаніями. Тнь ея опустившихся длинныхъ рсницъ обозначилась черточкой на ярко освщенномъ лиц… Но, какъ бы превозмогая невольное смущеніе, она приподняла ихъ и съ новою улыбкой взглянула на двушку:

— Вы, я уврена, много читаете? сказала она.

— Почему вы уврены? рзво отвтила на это Марина. Она уже теряла власть надъ собою.

— Потому, объявила такъ же невозмутимо княгиня, — потому что вы здсь располагаете тмъ безцннымъ сокровищемъ, которое никакъ не дается намъ, горожанкамъ, — временемъ!

— Я не свтская и время мое отдаю боле реальнымъ занятіямъ! фыркнула на это Марина, употребляя нарочно выраженіе, отъ котораго, она знала, коробило и Пужбольскаго, и его, — и обводя кругомъ стола мгновенно сверкнувшимъ, вызывающимъ взглядомъ… Пропадай все! говорилъ этотъ лихорадочный взглядъ.

У Іосифа Козьмича побагровла лысина; круглые зрачки его вытаращились какъ у совы… Пужбольскій сжался весь, будто отъ мороза… Недоумвающими, тревожными глазами взглянулъ на двушку графъ…

Солнцевъ всхъ выручилъ:

— Вы, я увренъ, читали, обратился онъ вдругъ въ Марин,- очень интересный романъ есть по-русски, Тайна вечерняя называется…

— "Тайна вечерняя!" тотчасъ же подхватилъ Пужбольскій, обрадовавшись случаю отвлечь вниманіе отъ Марины. — Что это за романъ? Чей? Я понятія не имю…