Марина из Алого Рога

— Ну, это напрасно! наставительно молвилъ г. Самойленко:- очень могла бы ты, напротивъ, позаимствоваться отъ нея… на счетъ манеръ…

Марина какъ-то особенно повела плечами:

— А мн на что он? Или вы изъ меня также думаете титулованную сдлать?

— А почему бы нтъ, почему нтъ, Марина? задвигался въ своемъ вольтер Іосифъ Козьмичъ… Да что ты стоишь?… Присядь на минутку, успешь со своимъ порханіемъ, поговоримъ-ка толкомъ!

Онъ потянулся къ ней, словилъ ея руку и привлекъ къ креслу, насупротивъ себя… Марина опустилась въ него, недоумвая… Не подлилъ-ли онъ себ коньяку въ чай? подумала она. Но вмст съ тмъ она съ какимъ-то ужасомъ чувствовала, что кровь приливаетъ въ ея голову, и сердце забилось учащеннымъ біеніемъ…

Іосифъ Козьмичъ торопливо глотнулъ изъ своего стакана, кашлянулъ и, близко наклонясь къ двушк, заговорилъ съ какою-то торжественною таинственностью:

— Я такъ полагаю, Марина Осиповна, что быть вамъ такожде княгиней совершенно отъ васъ зависитъ.

Ея заалвшее лицо такъ же мгновенно поблднло.

— Перестаньте глупости говорить! воскликнула она, порываясь съ мста.

Г. Самойленко удержалъ ее за об руки.

— А ты перестань недотрогу-царевну предо мной разыгрывать! Сама лучше меня знаешь…

— Что я знаю! крикнула Марина.

— А то, что онъ въ тебя посюда врзался! Іосифъ Козьмичъ показалъ на свое горло.

— Кто онъ?

— Коли быть теб княгиней, — значитъ, князю должно быть! И широкая грудь г. Самойленки заколыхалась отъ самодовольнаго смха…

— Это что же вы — на счетъ Александра Ивановича прогуливаетесь? коротко поставила вопросъ двушка.

— Ну, какъ ты тамъ ни зови его, все равно… А только что меня, стараго воробья, не проведешь, — къ тому идетъ…

— Александръ Иванычъ на такую гадость неспособенъ! негодующимъ тономъ проговорила Марина.

Іосифъ Козьмичъ такъ и привскочилъ на своемъ мст:

— Гадость! Жениться на теб — гадость?… Да ты, что же, и дйствительно съ реальностью своею съ ума спятила? Вдь это выходитъ такъ, что если человкъ руку-сердце предлагаетъ, такъ по-вашему значитъ, — онъ оскорбляетъ васъ?.. Смилуйтесь, Марина Осиповна, научите меня, стараго дурака, какъ это мн понимать ваши современныя воззрнія?…

Она высокомрно улыбнулась:

— Очень просто: во-первыхъ, онъ знаетъ, что я не люблю его, а во-вторыхъ, я ему не ровня.

— Такъ-съ! проговорилъ г. Самойленко и съ торжествующею улыбкой повелъ на нее взглядомъ. — Во-первыхъ, любите вы его или не любите, того, я полагаю, вы и сами не знаете; человкъ онъ не старый, лтъ сорока не боле, ученый и опричь того разв, что голосомъ визжитъ маленько, да борода красная, — такъ вотъ, онъ же сказывалъ, въ Азіи даже нарочно въ этотъ цвтъ красятъ, — опричь сего, и наружностью, можно сказать, представителенъ… Значитъ, любить его можно… Во-вторыхъ, кто кому не ровня — выходитъ еще вопросъ…

Марина вопросительно взглянула на него:

— Это еще какъ?…

— А такъ это, какъ мн хорошо извстно, князь этотъ разоренъ въ конецъ… А, при условіяхъ нашего вка, съ тмъ приданымъ, какимъ я намренъ наградить тебя…

— Никакого вашего приданаго мн не нужно, пылко перебила его двушка, — и вы никогда не поймете…

— Чего я не пойму? обидлся г. Самойленко.

— Долго разсказывать… Только объ одномъ прошу васъ: не обижать Александра Иваныча!… ему въ голову не можетъ прійти такой вздоръ, потому что это бы значило…

— Ничего бы не значило, прервалъ ее Іосифъ Козьмичъ, — окром того, что влюбленъ онъ по уши…

— Во что ему влюбиться? даже топнула ногою она.

— Такъ вдь ты же красива на рдкость, Марина, объяснилъ онъ, любовно оглядывая ее, — Что мудренаго, что человкъ вржется…

— Въ физическую красоту! воскликнула она, и молодое лицо загорлось стыдливостью и гнвомъ по самые глаза. — Если бы такъ было, я бы его глубоко презирала! ршила двушка… А затмъ прощайте!

Она вскочила съ кресла и выпорхнула изъ комнаты.

— Въ меня, вся въ меня нравомъ! сказалъ себ еще разъ господинъ Самойленко, проводивъ Марину долгимъ взглядомъ… А выраженіе у нея, глаза вылитые Машины глаза, только у той кротче у бдной были… Онъ вздохнулъ и, задумавшись, принялся машинально постукивать ложечкой по своему опорожненному стакану…

— А что она теперь кобенится, сказалъ себ посл нкотораго времени Іосифъ Козьмичъ, — такъ это пустяки! Обойдется!… Главное съ ней — поделикатне… А тотъ… — онъ засмялся, — тотъ съ крючка не сорвется… клюнулъ, повидимому, солидно!…

"Потомокъ гетмановъ" широко еще разъ улыбнулся, всталъ, самодовольно крякнулъ, вздлъ свою отставную гусарскую фуражку, — онъ не зналъ другаго головнаго убора, и, вооружившись длиннымъ манежнымъ бичомъ, отправился на конный дворъ, на проводку своихъ арабчиковъ.

XII

Марина почти бгомъ пробжала садъ, — ее ужасно въ эту минуту пугала мысль, что она можетъ встртиться съ Пужбольскимъ, — и вышла въ поле.