Марина из Алого Рога

Черезъ часъ времени послышались въ сосдней комнат тяжелые и спшные шаги, — и въ дверь ея постучалась нетерпливая рука.

— Марина! раздался голосъ Іосифа Козьмича.

Она не отвчала.

— Марина, спишь ты, что-ли? крикнулъ онъ снова, стуча замкомъ.

— Чего вамъ?

— Да ты никакъ съ ума сошла, матушка?

— Сошла! отозвалась она злобно. — Оставьте меня въ поко!

— Мн переговорить съ тобой нужно. Отвори, коли не спишь…

— Не отворю. Оставьте меня, говорю вамъ! кричала уже она…

Онъ зналъ, что съ нею не совладать въ часы упрямства.

— Ты меня просто срамишь, Марина, заговорилъ онъ тише. — Княгиня такъ внимательна была въ теб, а ты съ чего вдругъ вздумала "реальность" свою ей выказывать?… Княгиня и сейчасъ про тебя спрашивала, началъ онъ снова, не дождавшись отвта. — И вс тамъ безъ тебя осовлые какіе-то сидятъ, примолвилъ онъ уже почти ласково, — ты бы къ ужину пришла?…

— Не пойду! отрзала Марина.

Іосифъ Козьмичъ посоплъ, посоплъ за дверями…

— Вдь это же капризъ одинъ твой, пробурчалъ онъ.

— Ну, и капризъ!… Скучно имъ, пусть скучаютъ, я имъ не забавница!…

— "Гордая!… Вся въ меня!" утшалъ себя господинъ Самойленко и, громко вздохнувъ, — впрочемъ уже боле для очистки совсти, — отошелъ отъ двери.

Іосифъ Козьмичъ не лгалъ впрочемъ; вслдствіе-ли отсутствія Марины, или, просто, устали вс, но собравшееся въ библіотек общество глядло дйствительно "осовлымъ". Сконфуженный женою Солнцевъ молчалъ какъ рыба; Пужбольскій былъ золъ и мычалъ про себя какіе-то итальянскіе стихи; княгиня перекидывалась съ Завалевскимъ не интересными ни для одного изъ нихъ рчами о прусской политик и о безпорядкахъ на русскихъ желзныхъ дорогахъ. Въ десять часовъ, посл ужина, за которымъ почти никто ничего не лъ, вс отправились по своимъ комнатамъ.

XI

— Ахъ, якая-жь вы нехорошая сегодня, барышня! замтила прислуживавшая Марин двочка изъ крестьянокъ, вошедшая, по обыкновенію, будить ее въ семь часовъ утра и заставшая ее въ постели, съ закинутыми за голову руками, съ устремленными въ потолокъ мутными и покраснвшими отъ безсонной ночи глазами.

Почти безсознательно схватила Марина стоявшее на туалетномъ ея столик, подл кровати, небольшое складное зеркало изъ несесера, наслдованнаго ею отъ покойной г-жи Самойленковой, взглянулась, покраснла и тутъ же кинула обратно зеркало на столъ… Ей стало вдругъ ужасно стыдно предъ собою и за мелкое чувство, толкнувшее ея руку въ зеркалу, и за ту дрянность женской натуры, о которой свидтельствовали ей и эти темные круги подъ ея глазами, и желтизна кожи, и сухія, растрескавшіяся губы…

Она быстро вскочила съ постели и принялась за свой туалетъ.

"Какое мн до всхъ ихъ дло!" съ внезапнымъ взрывомъ пробужденной гордости и какъ бы скидывая добровольно наваленную на себя ношу, проговорила она почти громко. "Жила я безъ нихъ, безъ нихъ и жить. буду!… Она не отыметъ у меня ни этого свтлаго солнышка… ни моей молодости", — и Марина съ судорожною нетерпливостію вспрыскивала холодною водой свои опухшія кви, — "а она старая, да, старая, и Богъ знаетъ, что бы дала, чтобы молодой быть, какъ я… Ни тебя, милый, драгоцнный, брилліантовый!… И Марина, въ туфляхъ на босыхъ ногахъ, въ юбк и свжей сорочк, спадывавшей къ локтямъ съ ея полныхъ смуглыхъ плечъ, схвативъ за переднія лапы ворвавшагося въ ней въ эту минуту Каро, принялась, въ немалой потх своей юной прислужницы, кружиться съ нимъ по комнат въ напускномъ припадк отчаянной веселости.

Она одлась, надла свою большую соломенную шляпку и вышла изъ спальни.

Въ гостиной она наткнулась на Іосифа Козьмича, допивавшаго, — очевидно въ ожиданіи ея, — свой пятый стаканъ чаю.

— Ты куда? спросилъ онъ, пытливо вглядываясь ей въ лицо.

— Куда? повторила она:- порхать!

Ей самой показалось забавнымъ употребленное ею на смхъ выраженіе: она улыбнулась.

— Умне будешь вчерашняго? молвилъ Іосифъ Козьмичъ, разжимая сдвинутыя брови;- придешь въ завтраку?

— Куда?

— Ну, извстно, — къ намъ!

Г. Самойленко кивнулъ по направленію главнаго зданія.

— Нтъ, не приду!

— Что же это значитъ? Вдь ты же все время ходила туда чай пить?

— То было время… а теперь другое!…

Голосъ ея дрогнулъ.

Іосифъ Козьмичъ снова поглядлъ ей въ лицо.

— Да ты говори путно, Марина: обидла тебя чмъ княгиня, что-ли?…

— Кто же меня можетъ обидть? вскрикнула Марина, сверкнувъ широко раскрывшимися зрачками.

— И я такъ думаю! одобрилъ ее "потомокъ гетмановъ", — такъ, значитъ, съ твоей стороны это больше ничего какъ… капризъ, да!… и… и неучтивость!… Вдь княгиня можетъ подумать, что ты… моя дочь… не хочешь, такъ-сказать…

Страннымъ показалась Іосифу Козьмичу выраженіе глазъ Марины, когда онъ произнесъ эти слова: "моя дочь"… Онъ невольно смутился…

— Не теперь же объясняться съ нею на счетъ этого! подумалъ онъ.

— А я вамъ вотъ что скажу, поспшно промолвила она, какъ бы боясь, въ свою очередь, объясненія на счетъ этого, — княгиня ваша можетъ про меня думать все, что ей вздумается. Она меня также интересуетъ, какъ снгъ прошлогодній!…