Читаем Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925 полностью

У обедни в Пятницкой церкви. Богослужение и проповедь Флоренского — о свышнем мире, о лазури Богоматери, о Троице Рублева. Приняла благословение у креста. Было что-то неуловимое, но несомненное, я поняла, что Флоренский знает обо мне от Ефимова. Хорошее, не плохое. Он как бы приветствовал меня? Это неуловимо, но так.

Вечером очень дружно с Борей, Наташей и Вавочкой. Разошлись очень поздно.

Ночью собрала и переписала языческие стихи и детские сказки Вавочки для издания.


6 декабря. Москва

Устроила Лиду на ночлеги и обеды и добыла две контрамарки на «Принцессу Турандот».

День и часть вечера пропали на скучное — деловое (да к тому же и неудачное; не застала троих и т. д.).

Иду уже домой, усталая, нетерпеливая. Не застала и Романовича в ВХУТЕМАСе (для Наташиного поручения о картинах). Досадовала, что вечер пропал, раскололся и отложилось необходимое дело. Мою дорожку на дворе ВХУТЕМАСа пересекала другая дорожка. По ней быстро шел Ефимов. На перекрестке двух снежных тропинок вдруг встретились. В самый первый момент я даже не удивилась (думала о нем, где-то он теперь). Тут же как-то очутилась близко какая-то загородка, перила или скамья, кажется, хотела было удивиться, но некогда было, — были рады, развеялись глупые человечьи дела, заботы. И уже ничего сделать нельзя сегодня, все деловое — завтра, днем, а сейчас подождем Флоренского. Он сейчас придет во ВХУТЕМАС на лекцию, мы и лекцию его об антиперспективе послушаем. Хочу ли я? (А я хотела уехать в Воронеж, а я думала, что в этот приезд не пойду к Ефимову, что ничего больше не надо).

Дождались Флоренского. («А как все-таки хорошо вышло, что я раньше пришел, хоть на несколько минут!»). На лекции был и Фаворский. Мне показалось, что Фаворский был неприятно удивлен или опечален, не знаю, как-то неосудительно, но сурово и печально удивлен, что мы вместе. Я хотела было, но посты-лилась объяснить, что мы встретились, по правде, нечаянно.

С лекции мы вышли вместе, четверо, но Фаворский очень скоро ушел от нас, хотя в театр ему было еще рано. Ефимов даже и не звал меня к себе особенно, как будто не пойти к нему на ужин было не естественно, а само собою разумеется, что надо идти с ним и Флоренским к Ефимовым на ужин. Как будто было заранее так условленно, — так вот вышли и пошли. Удивительно, что и для Флоренского это было как будто так и надо — ужинать у Ефимовых в доме втроем — Иоанн, он и я.

Пили вино, был тонкий изысканный ужин. И как удивительно, как странно, что совсем не боялась, не смущалась, а все принималось так, как будто так и надо, а иначе и быть не могло.

Флоренский с половины дороги поехал куда-то по другой дороге, чтобы очень скоро потом прийти к Ефимову. А мы в это время купили вместе, что было нужно для ужина, а дома Иоанн быстро и умело все приготовил, собрал, подал. Достал старинные бокалы, какие-то драгоценные тарелки, чудные чашки… «Венецианское стекло».

«Мы будем праздновать начало моей работы. Я начал опять работать, лепить, я очень рад сейчас этому ужину с вами и с Флоренским».

Едва только приготовился ужин, как пришел и Флоренский. Говорили за ужином о значении имени, о лекциях во ВХУТЕМАСе, («Я никогда не готовлюсь к лекциям и никогда не знаю, что буду говорить, до того момента, пока не увижу перед собой аудиторию, и уже нельзя ни на минуту отложить лекцию. И тогда говорю, что там нужно… как бурсаки начинали отвечать урок, когда их несколько раз побьют палкой, чтобы вспомнили урок»), о гаданиях, о картах. Я рассказала о записях Вавочкиных видений с закрытыми глазами о разных людях. Иоанн тоже рассказал, Флоренский внимательно выслушал, расспросил. Иоанн был поражен соответствием того, что наговорила ему Вавочка, с некоторыми явлениями и событиями в его внешней и внутренней жизни (может быть, даже психики или какой-то подсознательной области). О безнравственности спирали и кругообразных линий «дурная бесконечность». О символике цветов (цвет — краска, а не цветок). (Статья в «Маковце»)[592].

Иоанн показал сокровища из волшебной шкатулки: граненый хрусталик, красная «капля» застывшего стекла («привезли из Венеции, капля застыла у нас на глазах»), игрушки, талисман.

Флоренского проводили до самого дома. Потом от его дома до трамвая у Красных ворот меня довел Иоанн, и по домам.


7 декабря. Москва. Сергиев Посад

Днем в Москве успела сделать все деловое, исполнить все поручения Вавочки и Наташи. А вечером дома попала на пир Бори и Наташи, и Вавочка была у них. Праздничный ужин, вино. С дороги я озябла, и мне дали вина побольше, чтобы согреться. Я выпила сразу целый стакан горячего глинтвейна. Так вот, что это такое? Красное прозрачное вино… золотистый свет. Дерзкий, радостный взлет, легкость… Что это, что это? Похоже на сон в Зосимовой Пустыни… но иначе, лучше.

Ах, хорошо бы поехать сейчас на санях быстро-быстро, в снежные леса, по снежным холмам, И-о-анн!


8 декабря

Рано утром уехала опять в Москву.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное