Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925

Шура и Ал<ександр> Викт<орович> приедут ко мне. Для Дани в деревне снимут комнату.

1 апреля. Долгие Пруды

Как только сошла я с лесенки вагона на весеннюю солнечную и грязную платформу, подошел ко мне доктор Герцберг[682] (из Дома отдыха). Дорога в санаторий через лес. Европейски образованный человек, живой и интереснейший собеседник. Обрадовался воде в канаве — весна. Красива и умна его голова, чудесный голос, стремительная походка.

Я еще полна ощущением весны, жизни Сергиева Посада и Москвы. В Сергиеве поражает ощущение светлой, крепкой, кроткой и чистой духовной жизни, роста, пути, движения — в ряде милых и дорогих мне людей. И как страшно и горестно барахтанье в мелочах, склоках, вражде, подозрительности и во всех нелепостях жизни среди сотрудников санатория. Здесь живут, как на корабле дальнего плавания, и что-то накопилось здесь не проветренное, болотное, как в затоне.

Я знаю суровость быта жизни в Сергиеве, бедность, граничащую почти с нищетой по сравнению с благоустроенностью и сытостью санаторных работников. В Сергиеве есть свои тяжести и трудности жизни, но, в общем, какая-то светлая, высокая, духовная сила и как легко дышится… Как же так пусто, глухо и внутренне бедно живут здесь — медсестры, фельдшерицы, канцелярские служащие, массажистки и прочие медиц<инские> работники. Две учительницы — Юл<ия> Ник<олаевна> и Панна Алексеевна — люди, жаль только, что они не дружны. Порознь я им рада и охотно бываю в их обществе. Здесь почти не читают книг. И никто не интересен друг другу. И только жадное, ползучее, липкое любопытство, жажда сенсаций и какая-то ненужная, невероятная осведомленность (а может быть, и дурное воображение) о жизни друг друга, особенно кто с кем живет. Так и в санатории, так и в Доме отдыха среди сотрудников. Доктор Поленский (наш) и доктор Герцберг (в Доме отдыха) совсем другого полета, но они недосягаемо далеки от сотрудников. Доктор Герцберг, как стрела, залетевшая в болото Долгих Прудов. Огненная, а по сплетням о нем, отравленная. Но на это не похоже. Просто он неизмеримо другого, более высокого уровня человек. И ему, вероятно, трудно здесь. Если и не трудно, то вряд ли приятно. Несколько интригует седина этого молодого человека. Весь он — воплощенная «эвритмия» (наука о жесте, движении) Андрея Белого. Глуховатый очень красивый голос, великолепной лепки голова, лицо, руки. Очень умен. В нем есть стремительность прямой линии. Я хотела бы знать, кто и что он за человек, но от него самого, а не от лягушек в болоте, куда залетела эта стрела. «Стрела в ночи» — почему-то хочется сказать.

9 апреля

Вавочка, какая суета и как не нужно мне жить здесь, а в Сергиеве бывать день-два через 3–4 месяца. Здесь «хорошие условия жизни», хорошо, да не нужно. Только дети «так» и «то», а остальное все ненужное.

20 апреля

Странно. Нина Яковлевна теперь меня больше занимает, чем ее муж. Выйдет ли в свет замечательная ее книга «Записки Петрушечника». «Как она живет, чему радуется? С каким приключением ее мужа придется ей еще не раз считаться или не считаться? Кто ей дорог и близок? Я не знаю ни одного близкого ее друга, женщины около нее все очень хорошие, но вряд ли равноправны с ней — она очень своеобычна.

25 апреля. Страстная пятница

С Валей по магазинам.

Выставка Союза Моск<овских> художников в Союзе Изящных Искусств — Портрет Адриана и силуэты Фаворского и Ефимова, работы Нины Яковлевны.

Встреча с Вадимом Рындиным в подъезде музея. Проводил меня до дома.

Екатерина Ник<олаевна> Винберг — близкий друг Нины Як<овлевны> и Ив<ана> Сем<еновича>.

Общая исповедь в белой церкви Покрова в Малом Левшинском. Была с Шурой.

Телефоны, магазины. Ландыши и нарциссы Вале.

28 апреля. Сергиев Посад

24 апреля приехали в Сергиево — я, Валя, Женя. К заутрене Женя пошла в Гефсиманский скит, а я с Валей в Красюковскую церковь.

Валя, очень усталая, не смогла пойти со мной ни в скит, ни в Пятницкую, ни в Петропавловскую церкви. В Петроп<авловской> церкви служит священник О<тец> Сергий Сидоров[683]. О нем говорят необычайные и прекрасные вещи. Его очень чтут и уважают, а ему всего 26 лет.

Ушли из церкви сразу после заутрени. На обедню не остались. Валя очень устала. С нами были Лиля, Мих<аил> Вл<адимирович>, Нина Тарасова.

На первый день Пасхи муж Лиды Леонтьевой Гуго снял меня, Валю, Женю и Лиду в березовой аллее, так памятной мне, у калитки дома Голубцовых, где я жила, и в моей бывшей комнате на кафельной лежанке.

Были у Варв<ары> Фед<оровны>, там же был и Сергеюшка, и Мих<аил> Вл<адимирович>, и Нат<алья> Дм<итриевна>. Варв<ара> Фед<оровна> очень огорчена, что Вавочка не приехала к празднику из Москвы.

В комнате Варв<ары> Фед<оровны>, когда она заснула, я и Валечка поговорили — мы первый раз были одни с ее приезда из Ташкента и всего этого ужаса в Ташкенте. Помимо события с Виктором, еще и в личной их жизни «очередная драма» — этого еще недоставало!

К нам пришла Лиля, очень элегантная и очень грустная.