Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925

Говорили наперебой, артист Никулин[270] был выбран председателем и умолял хоть немного разгрузить ложи, балконы и галерку, чтобы они не обвалились, и тогда только начался митинг.

От вступительной его речи весь театр стонал восторгами и одобрениями.

Выступали старые революционеры 1905 года, умеренные и крайние, даже и солдаты, из которых один сказал: «Выбирайте, граждане, в Учредительное собрание социал-революционеров и социал-демократов». Один говорил прямо о Республике, но ни один не забывал добавить или вставлять: «Встаньте, товарищи рабочие к станкам; солдатам по казармам, и на защиту свободы; купцам торговать, а не набивать карманы, а вам, молодежь, учиться!»

Говорили и за, и против Михаила Александровича. Кричали: «Долой Романовых!», и все это я слушал, и все это как сон. Да, Воронеж свободен.

Строчки Некрасова («Бессильная Русь») Никулин передал так: «Ты и всесильная, ты и свободная, матушка Русь!» Нескончаемые аплодисменты и одобрения. Затем вышел рабочий и сказал: «Представитель от завода» (оказалось, сбрехал) — и говорил хорошо, закричал благим матом: «Да здравствует Россия с социал-демократическим строем!» Театр затрепетал, зашумел рукоплесканиями, но Никулин стал на трибуну рядом с оратором и что-то ему говорил, но тот неумолимо бил себя в грудь и, как маг и чародей, потрясал рукой своей.

Наступило молчание, и Никулин попросил очистить хоть немного балконы, а то дальше не будет митинга, а с балконов кричали: «Рабочего! Оратора!» — и т. д. Но выступил другой рабочий и уличил первого, что тот не представитель от рабочих и от завода, а что сам вот выборный от всех рабочих города Воронежа и приглашает взрослых в «Ампир» (кино), кто хочет его слушать.

О решении рабочих на сегодняшнем митинге, чтобы привлечь в «Ампир» хоть половину народа, во избежание обвала театра. Занавес был закрыт, взрослые стали выходить, а учащиеся остались, но Никулин минут через пять вышел и сказал, что ученический митинг назначен в 6 часов. Но на него я не пошел, переутомился от новостей и ощущений и, во-вторых, отпустил маму к Полянским.

Движение, телефон, водопровод, телеграф, поезда — все это исправно действует. Не было ни одного случая, каких-нибудь беспорядков или схваток. Рабочие хотят просить, чтобы на время совершенно прекратили продавать спирт.

На вечернем митинге учащиеся решили, что нужно заниматься и учиться, не приходить и повторять старое, а никак не новое; так почему же будут страдать те, которые отдают долг свой Родине.

Вот, Олечка! А у вас в Москве, наверное, никаких митингов нет, тем более ученических. Еще раз поздравляю тебя с новым государственным строем. Почувствовала, выросла, наконец, Россия выросла на крови и слезах матерей, отцов, братьев и сестер, выросла и растет единодушием и верой в своих представителей народных — Думу; растет, живет, упивается свободой, дышит свободой, и хорошо, хоть и полусвободная, потому что до сознания в душе, в мозгах еще ни у кого не дошло, что свобода уже полная, и невольно каждый после тысячелетнего плена еще полусвободен! Я сужу по себе. До сих пор вижу, и как Америку открываю, что мы свободны, что свобода полная! Но этот чудный звук, слово «свобода», глух в сердце моем, чересчур крепко уж мы были не свободны и, если бы сразу вполне услышали бы и поняли это, то, пожалуй, и ослепли бы от вдруг (после темноты) засверкавшего звука «свобода», сверкает как ослепительный бриллиант.

Олечка, если я обрываюсь, не кончаю мысли, то это только потому, что я ослеп, я глух сейчас чувством и сознанием, и только упиваюсь вот сейчас словом «свобода». — Это самое дорогое на свете! (на свете).

Завтра в гимназии в случае разгильдяйства я скажу ученикам, что во имя свободы надо теперь же учится, заниматься (как можно больше), что мы юношество, мы будущие России, мы фундамент, не были бы слабым умом, не были бы гнилы, а брались бы за дело (свое, сейчас) и кончали бы его, а там гуляй смело и помогай Родине. (Надо потерпеть еще старорежимную школьную скамью, и не бросать, а хорошо ее прикончить, закончить во имя свободы!)

6-е марта. Утро. Газеты еще не получаем, а купить не успел, так как еще не выходил. Олечка! Ты пиши нам не о новостях, а о настроении в Москве. Все новое мы узнаем из газет, а настроение не попадает в газеты, и очень нам интересно.

Сейчас яркое, чистое, светлое солнце, иное, чем вчера, солнце свободы.