Читаем Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925 полностью

Оказывается, Всева и тут переборщил. Уж для чего он утыкал шапку, Господь его знает. Красная полоса поперек груди — это красная лента с объявлением, на что сбор идет. Красная большая труба — красная толстая бумага для отрезывания билетиков, в случае если бы нарезанных не хватило. Ящик — большая коробка с булавками и билетиками — значками для продажи. Атак испугавшая Ивана Васильевича бомба — кружка.

Словом, террорист ввалился, чтобы производить расправу над мирными жителями. И этот террорист оказался распремокрехоньким, голодным и полувиноватым. Утром опять не слава Богу, Маша слышу, говорит:

— Вот, вот, всегда, чтоб Всева так делал!

Оказалось, он в духовку поставил вымокшие ботинки, а на плиту — брюки. На плите же стояло ведро с дождевой водой. Он на это ведро ухитрился повесить брюки, напялил их, а концы спустил над духовкой для просушки. И вот за ночь брюки напитались водой из ведра до последней степени. Марья Мартыновна выжимала их и приговаривала: «Так, так…..» На благо объявились летние Володины, а то хоть в кальсонах щеголяй. Теперь его брюки торцом торчат от грязи — пересохли. Целую вас крепко — крепко. Буду отправлять письмо.


26 марта. Петроград — Москва

В.Г. Мирович — A.B. Романовой[275]

Дорогая моя, завтра напишу Вам, есть ли надежда для меня уехать. М<ихаил> очень хочет моего приезда в Киев. Но раньше я должна в Воронеж. На первый день Пасхи хочу быть с матерью и Николаем. Бог знает, трудно ли это.

Так жестоко затруднен каждый шаг в жизни, столько нагромождено препятствий, даже к хлебу насущному. Материального бедствия (от бездействия исходящего) не испытываю, но прислуга у нас часто не выдерживает хвостов за молоком, хлебом и т. д., и если бы не Евгения Петровна Ильинская, и Добровы, и Бальмонт, я бы часто голодала. Благодаря им голодовка реже, но тягостна эта жизнь с полуприживаниями. Целую, пишите. Пишите сюда, письма, если уеду, Лис, мой опекун, будет аккуратно пересылать.

               В.


27/9 марта/апреля

Для отпуска Николая Григорьевича на Пасху в Москву отправила ему в Воронеж условную телеграмму: «Сестре хуже, выезжай немедленно. Лис».

Днем была в Торговых рядах на Красной площади. Стеклянное небо. Скучно. Такая затея должна быть грандиозна и ослепительно нарядна или прозрачна, атак нехорошо.

С 5 до 8 часов в продовольственной лавке Всероссийского Земельного Союза за пайком для Добровых с Еленой Энгельгардт, — с мешками, окороками, корзинками и множеством продуктов. На минуту вырвалась из этого ада и купила нарциссы, сразу отдышалась, даже усталость прошла. Пропустила со всем этим очередное собрание «Кружка Радости», но очень хотелось, чтобы Добровы получили этот паек. Собрание было у Случевских «О моменте и о религии». Вавочка заранее обещала мне подробно рассказать о собрании, чтобы я записала и как будто бы побывала там.

Новенькая — Женя Бирукова[276] — хорошенька и фарфоровая, чуточку с формальными мыслями и фразами говорила о «Родине».

Новенькая — Лида Случевская[277] — огненно-рыженькая, Снегурка и Белоснежка, как елочная куколка, призывала к служению народу и кооперации.

Софочка Фрумкина серьезно, настойчиво и компетентно говорила о необходимости теперь же, не теряя времени, взяться за ликвидацию «Хитрова рынка»:

— Не поверю в революцию, пока существуют Хитровки. Они везде и за границей есть. И тут не только частная инициатива, а государственная, народная в большом масштабе нужна.

Ниночка Бальмонт, сидя на полу, на ковре со всей серьезностью 16 лет:

— Об ответственности момента только сию минуту начала думать. И не знаю, что еще думать.

Леля Рерберг (подруга по гимназии Жени Бируковой и, кажется, Лиды Случевской) молчаливо, но как-то очень активно слушала. Живые, слушающие глаза, похожа на Би-Ба-Бо[278].

По вопросу о корнях чувства ответственности Таня Березовская (дочь философа Льва Шестова) сказала, что корни эти со дня рождения в воспитании. Надо быть очень внимательными к воспитанию детей — братьев, сестер и своих детей, когда они будут.

Таня Галицкая (после болезни пришла первый раз, бледненькая еще), говорила, что это все не имеет корней и не может внедряться и насаждаться. С чувством ответственности родятся, или его просто нет.

Вавочке «очень не хватало» меня и Машеньки. Именно в нас двоих есть нечто дружественно уравновешивающее все острые противоположности мнений и при «ярчайшем освещении вопросов с разных сторон никогда не бывало элементов, лично остро колющих» и т. д. Вавочка сказала еще очень приятные и радостные вещи о некоторых свойствах Машеньки и моих и, что, может быть, и на вечере этом несколько отозвалось, что было сразу несколько новеньких, и каркасной огнесольности не было («мед, огонь и соль собранья»).

Машенька и Томас Кристенсен в Христиании. Маша <нрзб> дома Христиании. Томас работает в редакции норвежской газеты. Вавочка недовольна, что у такой милой и прелестной Машеньки муж похож на «сахарную голову».

О динамике лица.

Есть лица предстоящие (Таня Лурье):

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное