Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925

Успенский переулок на Малой Дмитровке. Надежда Сергеевна Бутова. В мезонине над ее комнатами живу я. Дом — не дом, а целая усадьба Косаговских, старинная усадьба с садом, дворовыми каменными постройками, воротами, обширным двором, флигелями и отдельной дворницкой. Сад смешан с садом Страстного Девичьего монастыря. Крохотная прихожая со всем, что придумано на свете, чтобы удобнее раздеться, и все так удобно и красиво, что кажется, будто ничего лишнего и нет.

Большая комната переполнена (и все очень удобное и отменно красивое) мягкими, очень большими и удобными креслами, книгами мировых классиков, книгами по искусству, философии, монографиями художников. Много прекрасно еде-данных репродукций (фотографий) изо всех на свете картинных галерей — больше всего итальянского ренессанса: Джиоконда, Данте и Беатриче, Галатея, — в красивых итальянских резных деревянных рамах. Кустарные очень красивые ковры, панно, скатерти, салфетки, паласы. Большое зеркало. Много кустарных вещей и вещиц, кресла, лампа, очень красивая посуда.

На всем печать хозяйки, и все вещи не случайные, а интимно связанные с ней и со всеми другими. Кругом много цветущих цветов в плошках и срезанных — в вазах. Во все времена года — сирень, ландыши, гиацинты, цикламены, нарциссы, желтофиоли, хризантемы, розы. Рядом — спальня чистейшая и вся беленькая, почти пустая, с кроватью, столиком и стулом. И еще, прямо из прихожей — проходная комната в кухню и дверь на лесенку, в две комнатки мезонина. В этой проходной — все, что требуется для туалета, умывания и одевания.

Наверху, в моем теремке, большое, почти во всю стену окно в сад, кровать, у окна стол и стул, корзинка с бельем. Книги на полках и на столе и накрытые простыней одежды на плечах и на вешалках на стене. На окне всегда цветы в кувшине.

Все жилище Надежды Сергеевны добротно, дорого, изящно и удобно и как будто и просто той простотой, о которой много и обдуманно заботятся, так что она стала уже изысканной и почти уже оранжерейной. Тишина, даже и когда бывают гости, а гости всегда кажутся, а может быть, так и есть всегда — «самые лучшие друзья».

Очень чистенькая, нарядная, с белыми фартуками и наколкой на голове, незаметная, тихая, но очень ловкая горничная Катя. Даже дворовая мохнатая собака, огромный дворник в белейшем фартуке — все чисто-начисто, чинно и спокойно. Никаких венков и портретов в ролях, как всегда бывает в рассказах об актрисах и их комнатах, никакого «артистического беспорядка». Чистота и порядок почти монастырские, но на всем и во всем — печать человека артистического мира искусства, вкуса, творчества.

26 апреля

В религиозно-философском обществе доклад о. Павла Александровича Флоренского «Религиозное будущее в России»[282]. Флоренский говорил о грядущем матриархате, о женственном начале духа русского народа, о неизбежной анархии, через которую неизбежно пройдет страна, о спасении через нее. Авось. Остроумно, с неслыханным мною в жизни блеском и изяществом мысли и ума, и шутки (и очень серьезно), сказал об этом коротеньком кодексе народной мудрости.

Бердяев. О падении последнего священного царства[283], о разложении государства и церкви, об освобождении церкви от государства, которое и разложило ее. Расцвет плоти церкви в прошлом, расцвет духа — в будущем.

Господин в смокинге сзади меня прошипел своей даме:

— Говорит о церкви, как о стареющей женщине, да еще язык показывает — выходит недурно.

У Бердяева тик — высовывается язык, и приподнимаются высоко брови, и судорога лицевых мускулов делает как бы мае-ку усмешки Трубецкой: «При разрушении царства мира сего — созидается и расцветает строительство Дома Божьего духа, Точка опоры над землей. Вознесение Христа, Рождение Христа было, когда Римское владычество было уже изжито…Падение Рима — святой Августин. Татарщина — святой Сергий Радонежский. В 14 веке, когда рушилось государство, расцветает искусство зодчества и иконописи (Андрей Рублев). В моменты разрушения старого — зиждется новое… Говорил искренно, просто, сильно, хорошо. Поверила и ему самому, и тому, что он говорил.

О. Сергей Соловьев (племянник философа Владимира Соловьева, родственник Андрея Белого, родственник Александра Блока — все они двоюродные братья, не знаю, через кого, двоюродные и троюродные, кажется через бабушку). Сергей Соловьев — священник и поэт. В молодости очень символист.

Сергей Соловьев. «О монашестве, о послушании, об Афоне, о благообразии покойника в первый день…».

— Противновато, — прошипел опять смокинг сзади.

«…О расцвете и возрождении тела, как тела Адама до грехопадения».