Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925

Как-то я случайно попала в огромную толпу, под сень знамен с лозунгами: «Долой Временное правительство», «Долой милюковщину», «Долой войну» и другие. Мне было не до знамен, я была захвачена лицами, голосами этих людей. Множество рабочих с крепкими грубо сколоченными лицами, с резкими ртами и подбородками, с длинными руками, хриплыми голосами говорили и требовали разные вещи, хотя и были по виду одинаковые, то есть похожие все друг на друга чем-то, очень их объединяющим (труд? тяжелый физический труд?). Наверно, такими «одинаковыми» кажемся мы, европейцы, — китайцам, а нам все китайцы более или менее похожи «на китайцев». Вот, что я слышала в этой толпе — яростно, страстно, во весь голос: «Долой Совет Рабочих Депутатов! Он куплен!», «Да здравствует Совет Рабочих Депутатов! Подкупленных уберем, а Милюков всех сам продаст! Долой Милюкова!»[287], «Если изменим Временному правительству, обесчестим себя и Россию перед всем миром!», «Мир не лыком шит, разберет кто прав, а кто бесчестный!». Были и женщины исступленные, страшные, смешные, кричали, визжали и то целовались с ненастоящими дамами, то вопили: «Долой буржуазию! Долой шляпы!». Но потом совсем смолкли голоса за Временное правительство, и толпа увеличилась, сплотилась и как-то стала дружнее, стройнее и грознее. Я ничего ни у кого не спрашивала. Я растворилась и как бы впитала в себя эту толпу и поверила, и решила для себя окончательно: все так и надо, все переварится, перебродит, все образуется. Внимательно всмотрелась в лица. Не-ет! Неправильно была устроена жизнь, если могла сформировать такие лбы, уши, скулы, руки, спины и ноги. Некоторые были похожи на части машин, а глаза-то у них человеческие. Так пусть же они и устраивают жизнь по-своему и пусть добьются всего, что по правде нужно всем на свете! Пусть они ошибаются, и будут делать промахи, но пусть они сами строят свою и вообще человеческую жизнь. И с ними, а не против них, будут те люди из культурного слоя, каких вырастила моя страна и народ наш, как на перегное, ценные, «хорошие» цветы, деревья, растения. И те, кто поможет им, вот таким рабочим и их поколениям вырасти в людей — настоящие хорошие люди. Право строить свою жизнь — право народа, а не тонкого слоя малой горсти, не той стайки, что слушает стихи, музыку и смотрит на вернисажах и в музеях прекрасные вещи и говорит о прекрасном. Интересно, будет ли в жизни когда-нибудь, чтобы все, что дает лучшего человечество, было доступно народу, всему народу, ну, большей части народа, а не до смешного маленькой его горсточки.

Да. Но количество — это еще не качество. И может ли количество переходить в качество?

Не знаю, возможно, ли устроить, чтобы был свободный выбор народа? Может быть, при всех режимах правит всегда все-таки та или иная группа, отобранная группа людей, которые должны родиться, чтобы быть вождями и правителями или пройти какие-то очень суровые пути — колбы и реторты жизни… Не знаю, как рассказать. Но правителем не только надо и можно «сделаться», но и родиться им — в семье ли пастуха или в порфире — это уже несущественно.

Я пробыла в этой толпе часа два или больше. Попала в нее случайно, проходя мимо по Тверской, мимо бывшего дома губернатора, что против памятника Скобелеву. Запомнила их лица, голоса, движения, хотела понять их, почувствовать их жизнь. И странное головокружительное было ощущение, что вот эти люди, большая часть из них вряд ли даже грамотные, а многие, как гротески (отштампованные трудом и нуждой), что они и есть настоящие люди, гротески — это только преходящая форма, из которой можно быстро вырасти. И вот они что-то там свое понимают во всех этих делах (о рабочих каких-то там часах, правах и о многом другом), а я как с луны свалилась.

И еще слишком живо во мне было впечатление от вида нарядной концертной толпы, которую я и Шура видели какими-то «заново открытыми глазами» — вот как я сегодня смотрела на эту толпу. И как много грустного, как много мы увидели такого, чему мы совсем не были рады! Особенно мужчины! И как ни странно, именно наиболее вымытые и солидные и были «не такие?».

Я просила Шурочку и сама все смотрела, где «люди настоящие», она показывала мне, а я — ей, мы делали это не грубо, а очень осторожно и сдержано. И отбирали и я, и она, конечно, не по внешней красоте и красивости, а очень-очень внимательно и строго. И я была рада и поражена, как много мы увидели «настоящих людей» (и среди старших, и взрослых, и среди молодежи), и очень много красивых и с хорошенькими лицами и глазами — красивые люди, московские люди, русские люди и много и нерусских, но московские все люди.