Жуковский так и не осуществил своего замысла — остается неизвестным, что же он хотел написать, и в какой степени его замысел был связан с «Мармионом». Однако его «Суд в подземелье» представляет интерес сам по себе как яркое поэтическое произведение.
Василий Бетаки
ПО СЛЕДАМ ЛОРДА МАРМИОНА
«Мармионом» я заинтересовался в начале 60-х годов. Тогда же перевел вчерне всю поэму (без вступлений). Естественно, что у меня сложились образы тех или иных мест, описанных Скоттом, но тогда я, конечно, не предполагал, что когда-либо мне случится сопоставить картины поэмы с реальностью.
Для меня перевод — это в какой-то мере вхождение в роль, когда переводчик играет переводимого авора; и неоценима возможность увидеть своими глазами то, что описывает автор, увидеть в натуре, а не только в тексте.
Мне сказочно повезло! В 1974 году, через год после того, как я поселился в Париже, меня пригласили прочесть несколько лекций о русской поэзии и о переводах на русский язык английской классики в разных университетах Англии и Шотландии. Заодно я решил проехать и пройти по следам Мармиона. Тогда я и увидел впервые большую часть мест, описанных в поэме.
Вторая поездка состоялась в 1991 году, уже тогда, когда было решено предпринять настоящее издание.
Вернувшись из Москвы и Петербурга в Медон, я стал готовиться к путешествию. Первая поездка (1974 года) была сложной, поскольку далеко не всюду можно попасть поездом, а много ходить пешком не позволяло время: я был связан расписанием лекций. Вторая же поездка была свободной. Никаких других дел, кроме посещения всех мест, описанных в поэме, у меня не было. К тому же на машине все было намного проще: в Англии, и особенно в Шотландии, вне больших городов общественного транспорта, кроме железной дороги, практически не существует...
И вот в августе 1991 года через Лондон, Кембридж, Ноттингем и Йорк мы с женой приехали в Нортумберленд. По дороге побывали в Ньюстеде, поместье Джорджа Байрона, переночевали по соседству с ним в Шервудском лесу, примерно в том месте, где жил со своими стрелками Робин Гуд — тоже, кстати, один из героев Вальтера Скотта (см. роман «Айвенго»). Иорк — город, где в основном происходит действие этого романа, мы тоже не миновали, но увидели лишь современный туристский центр. Было воскресенье, и толпы людей бродили по Иорку, угощаясь жареной рыбой, продававшейся в киосках на каждом углу. Поэтому даже грандиозный Йоркский собор не произвел того впечатления, какое мог бы...
Далее, описывая места, связанные с поэмой, я, пожалуй, не буду уточнять, о первой или о второй поездке идет речь, поскольку в большинстве мест я побывал дважды. Лучше всего и стереоскопичнее будет суммарное впечатление. Главное, что хочется заметить — это постоянное и всеместное ощущение, что места эти неотделимы от личности Скотта.
Все происходящее в поэме географически ограничено расстояниями около сотни километров. Причем Вальтер Скотт и вырос в этих местах, и все свои шестьдесят лет он так и прожил на берегах Твида — сначала на ферме в бывшем Эттрикском лесу около речки Ярроу (леса нет уже давно, одно название осталось от него задолго до рождения писателя), потом — в построенном им для себя в стиле средневековья Абботсфорде — в нескольких километрах от своего первого дома (все в том же графстве Селькирк, шерифом которого писатель служил чуть ли не всю жизнь).
В отличие от Стратфорда, где шекспировские места буквально вытоптаны туристами, тут все живое — и природа, и постройки, и руины. Многие из них уже во времена Скотта имели тот же вид, какой сегодня, и, восстановленные в поэме силой писательского воображения, они заставляют почувствовать, как именно писатель смотрел на них, как он «реставрировал» в поэме тот или иной замок, порой сотни за две лет до того уже разрушенный.
Кроме того, что все пейзажи и все постройки видятся здесь отчасти глазами Вальтера Скотта (тут же вспоминаются соответствующие цитаты), сами исторические лица — персонажи поэмы — тоже накладывают отпечаток на пейзаж или здание.
Трудно представить себе Холируд — пышный дворец шотландских королей, не вообразив в его залах Иакова Четвертого, блистательного кавалера, танцора, рыцаря, любимца дам и просветителя Шотландии, эту истинно ренессансную историческую личность.
А суровый, даже жутковатый, высящийся над Северным морем Танталлон вызывает в памяти монументальную фигуру графа Ангуса — антипода Иакова. Облик короля явно противостоит образу этого последнего человека средневековья, могучего, грубого и прямого рыцаря, прямолинейно честного и наивного, гордящегося даже своим неуменьем читать, что, по его мнению, — залог порядочности. Неграмотный, даже если бы захотел, не смог бы подделать документ! Именно этот поступок Мармиона смертельно возмутил старого графа...