Мартовскіе дни 1917 года

5. Правительство и Ставка.

При тх настроеніях на фронт, которыя отмчала даже офиціальная сводка, Ставка в март не могла сдлаться "центром контр-революціи". Жизнь всемрно толкала ее на сближеніе с Временным Правительством. Первые дни, послдовавшіе за стабилизаціей переворота, 4-6 марта, буквально заполнены настойчивыми призывами высшаго командованія, обращенными к Правительству, — помочь и поддержать моральный авторитет начальников для того, чтобы "пережить благополучно совершающійся болзненный процесс в организм арміи" и предотвратить армію от "заразы разложенія", начавшагося в тылу. Поражает пассивность, с которой воспринимались эти призывы центром, хотя война и стояла в его сознаніи "на первом план" (интервью Милюкова).

Революціонная стихія, дйствительно, наступала на тыловую часть фронта. Дло, конечно, было не в тх самозванных вооруженных "депутаціях", якобы от '"рабочей партіи", а в сущности от разбжавшихся нижних чинов петербургскаго гарнизона, которыя стали появляться в тыловых мстностях фронта, обезоруживая не только желзнодорожную полицію, но и офицеров, производя аресты и освобождая заключенных — это были "неминуемые", как признал Алексев, отголоски того, что было уже пережито в Петербург. В офиціальной переписк упоминалось лишь о двух таких эпизодах, которые были обобщены и которым придали совершенно несоотвтствующее значеніе. 2 марта штаб Западнаго фронта получил сообщеніе, что из Великих Лук на Полоцк дет "депутація в 50 человк от новаго правительства и обезоруживает жандармов". Главнокомандующій Эверт в связи с этим приказал просить Ставку "сношеніем с предсдателем Гос. Думы установить, как правило, чтобы о всяких командированіях на фронт сообщалось... дабы узнать, что прибывающіе не самозванцы, каких теперь будет много". На другой день, на основаніи донесенія коменданта Полоцка, Алексев имл возможность сообщить Родзянко уже боле опредленныя свднія о характер петербургской "делегаціи". Прибыло "пятьдесят нижних чинов", истребовавших от коменданта разоруженія жандармов от имени "офицера, который остался в вагон". В это время "показался на станціи взвод драгунов... и вс пріхавшіе солдаты разбжались, в вагон же никакого офицера не оказалось..." Алексев убедительно просил "принять необходимый мры, чтобы из Петрограда на фронт не появлялись банды солдат и какія либо странныя и самозванныя депутаціи". Родзянко лаконически отвтил, что "'никакой делегаціи Врем. Ком. Г. Д. на фронт не посылал". 4-го Алексев получил новое сообщеніе от нач. штаба Свернаго фронта: "Прибывшіе сегодня днем из Петербурга в Ржицу (район 5-ой арміи) вооруженные делегаты рабочей партіи освободили везд всх арестованных, обезоружили полицію, начали обезоруживать офицеров... Ходили даже для этого по квартирам. Примкнули нижніе чины гарнизона. Сожгли и управленіях начальника гарнизона, коменданта и в полицейских участках ссудныя и арестантскія дла. Кровопролитія и особых безпорядков не было". Рузскій просил о "срочном сношеніи с представителями власти по принятіи самых ршительных мр к прекращенію таких явленій, могущих деморализовать всю армію". В отвт Алексев увдомил кн. Львова, что он предписал, "в случа появленія таких шаек", немедленно захватывать их и предавать на мст военно-полевому суду.

Исп. Ком. Совта, вроятно, не имл никакого отношенія к делегатам "рабочей партіи", появившимся в Ржиц — о полоцкой "делегаціи" нечего и говорить. Но дло осложнилось бы, если приказ 4 марта был бы примняем к тм идейным агитаторам, которые стали просачиваться во фронтовые районы, и которые нердко именовали себя делегатами и уполномоченными совтских учрежденій, не имя на то офиціальных мандатов. Отсутствіем формальностей и дезорганизаціей большевицкіе дятели, как сами они признают в воспоминаніях, пользовались для того, чтобы снабжать "мандатами"' агитаціонной комиссіи Исп. Ком. своих посланцев, отнюдь не стремившихся усилить "боеспособность" арміи. Эти почти "неуловимые элементы" были для арміи боле страшной язвой, чм революціонно-разнузданныя "шайки"... Приказ Алексева, появившейся 8-го на столбцах "Извстій", вызвал необычайное негодованіе петербургских большевизанствующих демагогов и долго служил центральным пунктом обвиненія и. д. верховнаго главнокомандующаго в "контр-революціонности", хотя никаких реальных поводов практическое примненіе распоряженія ген. Алексева не давало.