Рузскій. как главнокомандующій фронтом, наиболе территоріально близким к революціонному горнилу, был особенно заинтересован принятіем "незамедлительных мр центром для огражденія арміи и сохраненія ея боеспособности". Он обращался с рядом заявленій. Поддерживая его, Алексев в телеграмм военному министру 5 марта еще раз, с своей стороны, настаивал на том, чтобы "военным чинам в тылу, населенію и гражданским властям" опредленно было указано на "преступность вышеупомянутых дяній (аресты и избраніе солдатами новых начальников и т. д.) и на строгую законную отвтственность за совершеніе их". Эта телеграмма была послана в 11 час. утра; в 5 час. посылается другая, адресованная уже не только Гучкову, но и кн. Львову и Родзянко: "Каждая минута промедленія в буквальном смысл слова грозит роковой катастрофой... необходимо правительственное объявленіе, что никаких делегацій и депутацій им не посылалось и не посылается для переговоров с войсками... Броженіе начинает распространяться в войсках, ближайших к тылу. Эти волненія можно объяснить исключительно тм, что для массы... непонятно истинное отношеніе правительства к начальствующим лицам в арміи и недовріе, что послднія дйствуют согласно директивам и ршеніям новаго правительства. Ради спасенія арміи, а вмст с ней и родины, прошу не медлить ни одной минуты". На другой день сам Рузскій непосредственно обращается к Львову, Гучкову, Керенскому: "Ежедневные публичные аресты генеральских и офицерских чинов, несмотря на признаніе всми новаго государственнаго строя, производимые при этом в оскорбительной форм, ставят командный состав, нердко георгіевских кавалеров в, безвыходное положеніе... Аресты эти произведены в Псков, Двинск и других городах. Вмст с арестами продолжается, особенно на желзнодорожных станціях, обезоруженіе офицеров, в тол числ дущих на фронт, гд эти офицеры должны будут вести в бой нижних чинов, товарищами которых им было нанесено столь тяжелое и острое оскорбленіе и при том вполн незаслужено... При таких условіях представляется серьезная опасность разложенія арміи, перед которой предстанет грозный вопрос о возможности успшной борьбы с нашим противником". Рузскій настаивал на "авторитетном разъясненіи центральной власти" и на экстренном прізд "довренных правительственных комиссаров" с цлью успокоить в том, что "всми признанному новому строю никакой опасности не угрожает". Алексеву Рузскій жаловался в связи с полученіем из Петербурга совтскаго "приказа № 2" на то, что вс его телеграммы остаются
Не возлагая надежды на правительственную иниціативу, Рузскій обратился непосредственно к Совту — им была послана особая делегація, постившая Исп. Ком. 6-го[344]
. Дло касалось "крайне вреднаго" вліянія приказа № 1, который получил распространеніе на Сверном фронт. Исп. Ком. отнесся с полным вниманіем к заявленію делегаціи ген. Рузскаго. Не надо забывать, что вліяніе большевиков в Исп. Ком. было невелико, и в "первыя недли"' преобладало в нем, по выраженію Шляпникова, "эсэровское мщанство". Исп. Ком. сознательно отнюдь не склонен был поддерживать анархію на фронт, понимая, что эта анархія падет на "собственную голову" — через анархію при неустойчивом еще положеніи "могла придти реставрація стараго порядка" (Суханов). В протокол Исп. Ком. записано: "Делегація от ген. Рузскаго сообщает, что ...начинается полное неподчиненіе власти[345]. Положеніе крайне тяжелое. Необходим прізд на фронт извстных популярных общественных работников, чтобы внести хоть какое-нибудь спокойствіе в арміи. По обсужденіи этого вопроса признано необходимым командировать одного представителя в Псков, задержать приказ № 2[346] и послать телеграммы на фронт, разъясняющія, что приказы №№ 1-2 относятся к петроградскому гарнизону, а по отношенію к арміи фронта будут немедленно выработаны особыя правила в соотвтствіи с основным положеніем новаго государственнаго строя[347].