Только 17-го собрались похать в Ставку члены Правительства. Свднія об этой поздк в печать проникли очень скудно. В "Рус. Вд." довольно глухо было сказано, что "линія общей работы найдена". Лукомскій в воспоминаніях передает лишь вншнія черты посщенія революціонными министрами Ставки, зафиксировав момент прізда, когда министры по очереди выходили на перрон из вагона и, представляясь толп, говорили рчи: "совсм как выход царей в оперетк" — сказал кто-то из стоявших рядом с генералом. Повидимому, декларативных рчей было сказано не мало[353]
. Возможно, что декларативной стороной и ограничился главный смысл посщенія министрами Ставки... Как видно из "секретнаго" циркулярнаго сообщенія, разосланнаго за подписью Лукомскаго, в Ставк 18-го происходило дловое совщаніе с "представителями центральнаго управленія" для выясненія вопросов "боеспособности арміи". Совщаніе пришло к выводу, что Правительство должно "опредленно и ясно" сообщить союзникам, что Россія не может выполнить обязательств, принятых на конференціях в Шантильи и Петроград, т. е., не может привести в исполненіе намченныя весной активныя операціи. Деникин, со слов ген. Потапова, передает, что Правительство вынесло отрицательное впечатлніе от Ставки. Если не по воспоминаніям, то по частным письмам того времени — и с такой неожиданной стороны, как в. кн. Серг. Мих. — вытекает, что само правительство в Ставк произвело скоре хорошее впечатлніе. 19 марта Серг. Мих. писал: "вс в восторг, но кто покорил всх, так это Керенскій".II. Революція и война.
1. Симптомы разложенія.
Временному Правительству и верховному командованію предстояло практически разршить проблему исключительно трудную — сочетать стремленія революціи с задачами продолжающейся войны. В предфевральскіе дни сознаніе сложности этой проблемы при сохраненіи жизненных интересов страны, конечно, не чуждо было представителям соціалистических партій — за исключеніем, быть может, упорных догматиков крайняго толка. Страх перед возможной катастрофой клал преграду революціонной пропаганд и мшал "подлым софистам " (по выраженію Ленина) приложить провокаціонно, т. е. преждевременно, свою печать к грядущим событіям.
Фронт не мог быть изолированным оазисом в атмосфер той психологіи фаталистически неизбжнаго, которая охватила наканун стихійно разыгравшихся событій вс круги и вс слои русской общественности и обостряла до крайности напряженность ожиданій народных масс... "Недовольство в народ становится сильне и сильне... Революція неминуема" — это запись 2 февраля в дневник боевого генерала на фронт — Селивачева (8 марта, посл событій, Селивачев записал: "несомннно, что посл войны революція была бы боле кровавая, а теперь — провинція просто таки присоединилась").