Мартовскіе дни 1917 года

Мы знаем, как сами члены Правительства в офиціальных бесдах с представителями высшаго военнаго командованія на фронт объясняли свое поведеніе — напомним, что Львов жаловался Алексеву 6-го: "догнать бурное развитіе невозможно, событія несут нас, а не мы ими управляем", а Гучков в письм 9-го, помченном "в. секретно", "в собственныя руки"[349], пытаясь "установить одинаковое пониманіе современнаго положенія дл, считаясь в оцнк послдняго лишь с жестокой дйствительностью, отбросив всякія иллюзіи", давал свою знаменитую характеристику безсилія Врем. Правительства: "Врем. Пр. не располагает какой-либо реальной властью, и его распоряженія осуществляются лишь в тх рзамрах, как допускает Совт Р. и С. Д., который располагает важнйшими элементами реальной власти, так как войска, желзная дорога, почта и телеграф в его руках. Можно прямо сказать, что Вр. Правит. существует лишь, пока это допускается Совтом. Р. и С. Д. В частности, по военному вдомству нын представляется возможным отдавать лишь т распоряженія, которыя не идут коренным образом вразрз с постановленіями вышеназваннаго Совта": Хотя военный министр и просил врем. и. д. наштоверха "врить, что дйствительное положеніе вещей таково", едва ли надо еще раз подчеркнуть, что Гучков безконечно преувеличивает т дефекты, которые существовали в организаціи власти, и совершенно игнорировал тогда тот моральный авторитет и ту исключительную популярность, которые имло в стран в первые дни революціи, а, может быть, и недли, Временное Правительство. Думается, объясненіе надо искать в другом — в извстном гипноз, порожденном событіями. Казалось, что Петербург в революціонное время — это пуп русской земли[350]. Надо добиться положительных результатов в центр — все остальное приложится само собой; мысль эту и выразил Гучков в боле раннем разговор с Алексевым.

Централистическая гипертрофія приводила к тому, что взаимоотношенія Правительства и Ставки устанавливались разговорами по юзу, командировками офицеров, "осведомленных... в деталях создавшейся и Петербург обстановки" и т. д., и не являлась даже мысль о необходимости в первые же дни непосредственнаго свиданія для выработки однородной совмстной тактики. Казалось бы, что это было тм боле необходимо, что военная психологія (не кастовая, а профессіональная) неизбжно должна была расходиться с навыками общественными. Много позже, будучи временно не у дл в Смоленск, ген. Алексев писал Родзянко (25 іюля): ..."Я сильно отстал и психологіи дятелей нашей революціи постичь не могу". Дло не в том, что Алексев "отстал" — он был, кончено, органически чужд тому революціонному процессу, который происходил. Лишь присущій ему особо проникновенный патріотизм сдлал его "революціонером" и заставил его приспособляться к чуждому міру. "Цензовая общественность" — думскій политическій круг должен был служить мостом к общественности революціонной, которая своими крайними и уродливыми подчас проявленіями должна была отталкивать честнаго военнаго дятеля, отдавшаго душу свою исполненію долга во время войны и боявшагося, что "соціалистическія бредни" заслонят собой "Россію и родину".

Необходимость контакта почувствовал и Гучков, когда писал свое конфиденціальное сообщеніе 9 марта. И тм не мене военный министр незамедлительно не выхал в Ставку и не вызвал к себ ген. Алексева: "подробности современнаго положенія дл вам доложат — писал Гучков — командируемые мною полк. Соттеруп и кн. Туманов, вполн освдомленные... в деталях создавшейся в Петроград обстановки, ибо оба названные штаб-офицера находились с первых же дней революціи в Гос. Дум и в близком общеніи, как с членами Врем. Правит., так и членами Совта Р. и С. Д.". Сам же Гучков, выхавшій на другой день на фронт, начал свой объзд с периферіи. 11 марта он был в Риг — в район 12 арміи Радко Дмитріева[351]. 13-го прибыл в Псков, гд "сразу же было... совщаніе... по вопросам, связанным с броженіем в войсках". "Гучков — записывает в дневник Болдырев — как единственное средство успокоенія, рекомендует различныя уступки"; "Мы не власть, а видимость власти, физическія силы у Совта Р. и С. Д.". "Безпомощность" Врем. Пр. — странный тезис в устах представители власти на фронт — была основной темой рчи военнаго министра и на послдующих совщаніях, и на разных фронтах: через дв недли почти в таких же выраженіях говорит он в Минск: "мы только власть по имени, в дйствительности власть принадлежит нскольким крайним соціалистам, водителям солдатской толпы, которые завтра же нас могут арестовать и разстрлять (в записи Легра, которую мы цитируем, не упомянуты Совты, как таковые). Что это: реалистическая оцнка безвыходнаго положенія[352], или совершенно опредленная тактика, подготовлявшая среди команднаго состава, прінявшаго переворот, осуществленіе плана, который намтил себ Гучков?