Мартовскіе дни 1917 года

Легко усмотрть в информаціи, которую давал Родзянко Рузскому, рзкую двойственность — переход от крайняго пессимизма к оптимистическим выводам. "Молю Бога, чтобы Он дал сил удержаться хотя бы в предлах теперешняго разстройства умов, мыслей и чувств, но боюсь, как бы не было еще хуже". И тут же, "наша славная армія не будет ни в чем нуждаться. В этом полное единеніе всх партій... Помогай Вам Бог, нашему славному вождю, в битвах уничтожить проклятаго нмца". "Насильственный переворот не может пройти безслдно", — замчает Рузскій: "что если анархія, о которой говорите вы, перенесется в армію... подумайте, что будет тогда с родиной нашей?". "Не забудьте, — спшит подать реплику Родзянко, — переворот может быть добровольный и вполн безболзненный для всх и тогда все кончится в нсколько дней, — одно могу сказать: ни кровопролитія, ни ненужных жертв не будет, я этого не допущу". Самоувренность преждевременная в обстановк, которая могла грозить самому Родзянко, по его мннію, Петропавловской крпостью! Информація полна преувеличеній в об стороны. — то в смысл нажима педали я сторону "анархіи" , то роли, которую играет в событіях предсдатель Думы: "до сих пор врят только мн и исполняют только мои приказанія". Говорил Родзянко не по шпаргалк, заране обдуманной, — это была импровизація, непосредственно вытекавшая из разнородных переживаній в сумбурную ночь c 1-го на 2-е марта. Суханов, может быть, до нкоторой степени и прав, указывая, что Родзянко описал положеніе дл под впечатлніем той бесды, которая была прервана вызовом предсдателя Думы для разговора по прямому проводу со Псковом. Родзянко был взволнован наличностью параллельной с думским комитетом силы. Мемуарист, по обыкновенію, сгущает краски, когда разсказывает, что Родзянко требовал от делегатов Совта предоставленія ему охраны или сопровожденія его самими делегатами во избжаніе возможности ареста. Родзянко, чуждый предреволюціонным заговорщицким планам, должен был почувствовать с развитіем событій, как почва из-под ног его ускользала даже во Временном Комитет. Довольно мтко эту эволюцію, выдвигавшую на авансцену "лвое" крыло думскаго комитета[62] в противовс его "октябристскому" большинству, охарактеризовали составители "Хроники февральской революціи": "октябристы были в первые же два дня отстранены от власти, и Милюков, бывшій 27-го только суфлером Родзянко, 28-го негласным вождем, уже 1-го марта без всякой жалости разставался с Родзянко". В лихорадочной сутолк, может быть, Родзянко не отдавал себ яснаго отчета или не хотл признать крушеніе своего компромисснаго плана. Отсюда преувеличенія, которыя давали повод говорить о "диктаторских" замашках и личных честолюбивых замыслах предсдателя Думы. Была и доля сознательной тактики в нкоторых из этих преувеличеній: говорил Родзянко с явной цлью воздйствовать на верховное командованіе, от котораго, дйствительно, в значительной степени я этот момент зависло "безболзненное" разршеніе государственнаго кризиса. Родзянко, однако, проявил себя реалистом. Ночное бдніе, когда "ни у кого, — по утвержденію Милюкова, — не было сомнній, что Николай II больше царствовать не может", убдило Родзянко в неизбжности отреченія от престола царствовавшаго императора, и в утренніе часы 2-го марта, как мы знаем, с одной стороны, он настаивал на завершеніи переговоров с лвой общественностью, а с другой, писал в. кн. Михаилу: "Теперь, все запоздало. Успокоит страну только отреченіе от престола в пользу наслдника при Вашем регентств. Прошу Вас повліять, чтобы это совершилось добровольно, и тогда сразу все успокоится. Я лично сам вишу на волоск и могу быть каждую минуту арестован и повшен(?!— очевидно, словоупотребленію Родзянко в то время не надо придавать большого значенія). Не длайте никаких шагов и не показывайтесь нигд. Вам не избжать регентства"...

II. «Coup d'Etat» Гучкова.

Когда Родзянко в разговор с Рузским оцнивал "глас народный" в смысл династическаго вопроса, он заглядывал в будущее, правда, очень близкое: этот "глас народный" явно еще не выражался. Династическим вопросом в массах "как-то" мало вншне интересовались[63], и видимое равнодушіе способно было обмануть не слишком прозорливых политических дятелей. К числу таковых не принадлежал член Временнаго Комитета Шульгин. Он в мартовскіе дни 17 г. предвидл то, что поздне подсказывало ему необузданное воображеніе мемуариста эмигранта в 25-м году. Уже"27-го, ночью перваго дня революціи усматривая полную невозможность разогнать "сволочь" ружейными залпами, он задумывается над тм, как спасти "цною отреченія... жизнь Государя и спасти монархію". "Вдь этому проклятому сброду надо убивать. Он будет убивать... кого же? Кого? Ясно. Нт, этого нельзя. Надо спасти".